Это больше всего приводило Брутена Трану в смятение. Ханнан Мосаг настаивает, чтобы он отправлялся немедленно – куда-то, где умирает солнце. На запад. Да нет, не запад. Колдун-король не понял собственного видения…
От внезапно пришедшей мысли он замедлил шаги, спускаясь в подземные коридоры и палаты Старого дворца. Кто ответил на его молитвы? Кто указал ему путь? Он считает, что не Увечный бог. Отец Тень? К нам вернулся Скабандари Кровавый Глаз?
Нет, не вернулся. Тогда… кто?
Через мгновение Брутен Трана нахмурился, потом еле слышно выругался и двинулся дальше. Мне дали надежду, и что мне делать? Убить ее собственными руками? Нет, я вижу путь – лучше, чем сам Ханнан Мосаг.
Солнце умирает не на западе.
Под волнами. В глубинах.
Разве не демон морей забрал его тело? Ханнан Мосаг, ты не осмеливаешься назвать его имя. Он даже не тисте эдур. Но он может стать нашим спасением.
Брутен Трана достиг наклонного туннеля, который должен привести его к жилищу рабыни, которое она считает тайным. Ох уж эти жалкие летери…
Мы все несем в себе шепот Эмурланна – каждый тисте эдур. И поэтому ни один раб не может скрыться от нас.
Кроме одного, поправился он. Удинаас. Впрочем, к’риснан знают, где он – по крайней мере, Брутен Трана надеялся на это. Знают, хотя ничего не предпринимают.
Неудивительно, что Рулад им не доверяет.
Я тоже.
Приближаясь, он чувствовал вонь горькой магии и слышал бормотание ведьмы в палате. Что-то явно изменилось. В той, кого зовут Пернатой ведьмой. В ее силе.
Что ж, он не даст ей времени на подготовку.
Пернатая ведьма в страхе и тревоге подняла взгляд, когда большими шагами вошел тисте эдур. Вскрикнув, она попятилась, уткнулась в стену и осела вниз, закрывшись руками.
На лице воина она прочла неистовую решимость.
Он ухватил ее за волосы и рывком поставил на ноги, а потом поднял в воздух, отчего она взвизгнула.
Другой рукой он ухватил маленький кожаный мешочек между ее грудей. Брутен Трана дернул мешочек к себе, ремешок, словно проволока, резанул ведьму сзади по шее и за ухом. Она почувствовала кровь. Показалось, что ухо почти оторвано и едва держится…
Он отпихнул ее прочь. Голова Пернатой ведьмы ударилась о камень стены. Она рухнула на пол, рваные рыдания хлынули из груди.
За ревом крови в черепе она слышала удаляющиеся шаги.
Он забрал отсеченный палец.
Он хочет отыскать душу Бриса Беддикта.
Тегол, покрытый потом, ввалился в единственную комнату и рухнул у очага, стараясь успокоить дыхание.
Бугг, который сидел спиной к стене, потягивая чай, медленно поднял брови.
– Плоды ложной веры в свою компетентность, как я погляжу.
– Это… это ты и сказал Ублале? Ах ты, злобный, бессердечный…
– Я вообще-то имел в виду всех смертных.
– Но он-то не понял!
Заговорила Джанат, которая тоже сидела с щербатой глиняной чашкой в руках.
– Выходит, весь город гудит в тревоге из-за тебя, Тегол Беддикт?
– Теперь они будут искать, – заметил Бугг, – человека в одеяле.
– Ну, таких-то много? – возразил Тегол.
Никто не ответил.
– Точно много, – повторил Тегол, сам понимая, что говорит слишком резко. Он поспешно взял себя в руки. – Постоянно растущий разрыв между бедными и богатыми, все такое… Одеяла сейчас в моде среди бедноты. Я уверен.
Оба слушателя ничего не ответили, а только сделали по глотку.
Нахмурившись, Тегол спросил:
– Что это вы пьете?
– Куриный чай, – ответил Бугг.
– Ты хочешь сказать – суп.
– Нет, – возразила Джанат. – Чай.
– Стойте, а где все куры?
– На крыше, – сказал Бугг.
– Они не свалятся?
– Ну, если только парочка. Мы постоянно проверяем. До сих пор они демонстрируют поразительную разумность. Нетипичную для этого дома.
– Давай пинай утомленного беглеца, конечно. Бедного Ублалу, наверное, поймали.
– Возможно. Он задумал какой-то отвлекающий маневр.
Тегол прищурился на слугу.
– Тебе нужно постричь эти клочки над ушами. Джанат, вы не найдете мне нож?
– Нет.
– Сговорились, да?
– Бугг в самом деле очень способный человек, Тегол. Ты, пожалуй, его недостоин.
– Уверяю вас, академик, мы оба друг друга недостойны.
– И что это значит?
– Знаете, судя по запаху, я готов поспорить, что куриный чай ничем не отличается от жиденького куриного супа или, на крайний случай, бульона.
– Тебе никогда не давалась семантика, Тегол Беддикт.
– Мне не давалось почти ничего, насколько помню. И все же я настоятельно напомню о своем прилежании, целеустремленности в овладении чарующим знанием, о чистоте истинно академических… э… исканий – я мог бы говорить безостановочно…
– Всегдашний твой порок, Тегол.
– …но не буду, ведь мне противостоит враждебно настроенная аудитория. Так скажи мне, Бугг, почему Ублала так хотел побеседовать с этим чистокровным тартеналом?
– Хотел выяснить, как я понимаю, является ли этот воин богом.
– Кем?
– Новым богом, я имею в виду. Или Взошедшим, выражаясь точнее. Вряд ли у него есть какие-то поклонники.
Пока.
– Так, а тартеналы поклоняются только тому, что пугает их? Это просто воин, обреченный умереть от меча императора. Вряд ли он мог вдохновить бедного Ублалу Панга.
Бугг лишь пожал плечами.
Тегол вытер пот со лба.
– Дай, что ли, мне куриного чаю.
– С добавкой или нет?
– А добавка – это что?
– Перья.
– Даже не знаю. Перья чистые?
– Теперь да, – ответил Бугг.
– Ну хорошо, ничего абсурднее придумать я не могу. С ними.
Бугг потянулся за глиняной чашкой.
– Я знал, что могу на вас рассчитывать, хозяин.
Она проснулась от металлического лязга в коридоре за дверью.
Сев на кровати, Самар Дэв уставилась в темноту комнаты.
Ей показалось, что она слышит дыхание прямо за дверью, а потом – отчетливо – приглушенный скулеж.
Она поднялась, завернулась в одеяло и засеменила к двери. Подняла задвижку и сдвинула непрочный засов.
