Готос без труда шел по следу сражения, видя проявления атак двух Старших богов на дракона-одиночника; и яггут, проходя по полю битвы, нес с собой жестокий холод обряда Омтоз Феллак, пути Льда. Сделка есть сделка, как ты и просил, Маэль. Запереть правду на месте, оставить ее не просто воспоминанием. До того дня, как начнет дробиться сам Омтоз Феллак. Готос мельком подумал: а верил ли он когда-нибудь, что такое дробление не наступит? Что яггуты, во всем своем безупречном сиянии, вечно останутся единственными триумфаторами? Бессмертная цивилизация, а все остальные обречены…
Что ж, возможно. Когда-то он верил, что все сущее находится в конце концов под добрым присмотром заботливого всемогущества. И сверчки существуют, чтобы убаюкивать нас. И какой еще только мурой не были забиты его юношеские, наивные мозги тысячелетия назад!
Теперь, конечно, не то. Ничто не вечно. Виды вымирают. Верить во что-то иное – самоуверенность, продукт вольного эго, проклятие высшего самомнения.
Так во что я верю теперь?
В ответ он даже не позволил себе мелодраматически рассмеяться. Какой смысл? Рядом никого – никто не оценит. Да, я обречен составлять компанию сам себе. Мое личное проклятие.
Наилучшее.
* * *
Он поднялся по изодранному склону, по вздыбленному каменному ложу, в котором открылась громадная расщелина – ее вертикальные стены уже блестели инеем, когда Готос подошел и заглянул вниз. Внизу, в темноте, громко препирались два голоса.
Готос улыбнулся.
Он раскрыл свой Путь и с помощью небольшого осколка силы медленно, спокойно спустился на сумрачное дно расселины.
При появлении Готоса два голоса утихли, остался только скрежещущий, шипящий звук – прерывистое от боли дыхание, – и еще яггут слышал шуршание чешуи по камню где-то в стороне.
В десяти шагах за Маэлем маячила гигантская фигура Кильмандарос – ее кожа светилась болезненным светом. Она стояла, сжав кулаки, с воинственным выражением на физиономии.
Скабандари, дракон-одиночник, был загнан на дно разлома в скале и теперь припал к земле; из-за разбитых ребер каждый вздох отдавался мучительной болью. Одно истерзанное крыло еле держалось. Задняя нога была явно сломана: обломки кости продрали плоть. Полет закончился.
Двое Старших богов смотрели на Готоса, который подошел ближе и заговорил:
– Меня всегда охватывает восторг, когда предателя самого предают. В данном случае его предала собственная тупость. И мой восторг еще полнее.
Маэль, Старший бог морей, спросил:
– Готос, ритуал… завершен?
– Более-менее. – Яггут пристально посмотрел на Кильмандарос. – Старшая богиня, твои дети заплутали в этом владении.
Огромная звероподобная женщина пожала плечами и ответила тихим мелодичным голосом:
– Они всегда плутают, яггут.
– Так почему бы тебе не поправить положение?
– А тебе?
Задрав тонкую бровь, Готос обнажил клыки в улыбке.
– Кильмандарос, ты меня приглашаешь?
Она посмотрела на дракона:
– Нет времени. Мне нужно возвращаться в Куральд Эмурланн. Сейчас я его убью…
– Это необязательно, – сказал Маэль.
Кильмандарос повернулась к нему, разжала, потом опять сжала кулаки.
– Ты опять за свое, краб вареный?
Маэль пожал плечами и повернулся к Готосу:
– Объясни ей, пожалуйста.
– Какой заклад ты готов мне предложить? – спросил Готос.
– Да перестань!
– Хорошо. Кильмандарос, внутри ритуала, который сейчас опускается на эту землю, на уродливые леса и поля сражений, самой смерти не существует. Если убить тисте эдур здесь, его душа отделится от тела, но сохранит почти всю свою силу.
– Я хочу его убить, – сказала Кильмандарос негромко.
– Тогда, – Готос улыбнулся еще шире, – тебе нужен я.
Маэль фыркнул.
– Зачем же? – спросила Кильмандарос.
Яггут пожал плечами:
– Нужно приготовить Финнэст. Чтобы сковать, заключить в узилище душу этого одиночника.
– Хорошо, готовь.
– Как одолжение вам обоим? Пожалуй, нет, Старшая богиня. Как и Маэль, ты должна признать, что ты в долгу. Передо мной.
– Могу предложить кое-что получше, – сказала Кильмандарос. – Я двумя пальцами раздавлю тебе череп, а потом суну твой труп в глотку Скабандари, чтобы он подавился. Достойная кончина для вас обоих.
– Богиня, ты к старости стала еще более раздражительна и вспыльчива, – укоризненно произнес Готос.
– Ничего удивительного. Я тщетно пыталась спасти Куральд Эмурланн.
– А зачем? – спросил ее Маэль.
Кильмандарос оскалила острые зубы:
– Прецедент… нежелателен. Можешь сколько угодно прятать голову в песок, Маэль, но предупреждаю: гибель одного владения – предупреждение всем другим…
– Как скажешь, – ответил, подумав, Старший бог. – Вполне возможно. В любом случае Готос требует компенсации.
Кулаки разжались, потом сжались вновь.
– Хорошо, яггут, готовь Финнэст.
– Вот это пойдет, – ответил Готос, доставая что-то из прорехи в драной рубашке.
Два старших уставились на предмет, потом Маэль хрюкнул:
– Ага, теперь понятно. Очень странный выбор, Готос.
– Иного нет, – ответил яггут. – Ну что ж, Кильмандарос, изобрази изящный финал жалкого существования одиночника.
Дракон зашипел, вскрикнул от гнева и ужаса, увидев приближающуюся Старшую богиню. Когда она ударила кулаком в череп Скабандари, точно посередине между глаз дракона, треснувшая толстая кость зазвенела погребальной песней по всей расселине; из костяшек богини от мощного удара брызнула кровь.
Разбитая голова дракона тяжело рухнула на разбитое каменное ложе, и кровь потекла под обмякшее тело.
Кильмандарос развернулась, чтобы взглянуть на Готоса. Тот кивнул:
– Порядок, ублюдок у меня.
Маэль шагнул к яггуту, протянув руку.
– Тогда я заберу Финнэст…
– Нет.
Старшие боги уставились на Готоса, и он снова улыбнулся:
– Ваш должок. Я забираю Финнэст, душу Скабандари, себе. Теперь мы все в расчете. Недовольны?
– И что ты намерен с ним делать? – строго спросил Маэль.
– Пока не решил, но уверяю: это будет на удивление неприятно.
Кильмандарос вновь подняла сжатые кулаки:
– Меня прямо подмывает, яггут, послать за тобой моих детей.
– Тем более печально, что они заплутали.
