– Не надо…
– Жертвой, Йатванар! И ему не понравилось, совсем не понравилось. Это больно. Мир принес боль – так пусть теперь ответит! Надо сравнять счет!.. Но у него, видишь ли, не получится, потому что у себя в голове он остается жертвой. И как ты уже говорил про жертву и костыль, про идеализацию невзгод – одно подкармливает другое, так, без остановки. Ничего нет удивительного в том, с какой лицемерностью от отстаивает свои притязания на бесстрастный разум…
Он ударил ее, сильно – голова запрокинулась, брызнули слюна и кровь.
Тяжело дыша из-за странного кома в груди, Танал прошипел:
– Меня можно бранить сколько угодно, ученая. Я готов. Но не Кароса Инвиктада. Он последняя надежда империи. Карос Инвиктад приведет нас к славе, в новую эпоху, эпоху без эдур, без грязнокровок, без неполноценных народов. Нет, только летерийцы, империя, завоеванная мечом и огнем, вновь в пределах Первой империи. Он видит наше будущее! Нашу судьбу!
Джанат внимательно рассматривала его в мутном свете.
– Разумеется. Хотя сначала ему необходимо убить всех летерийцев, достойных своего имени. Карос Инвиктад, великий ученый и его империя задниц…
Он снова ударил ее, еще сильнее, и сделал шаг назад – поднятая рука дрожала, в ободранную костяшку пальца впечатался осколок сломанного зуба.
Джанат потеряла сознание.
Сама напросилась. Не хотела остановиться. Значит, хотела, глубоко внутри хотела, чтобы я ее побил. Я слыхал о таком – Карос мне рассказывал: со временем им это начинает нравиться. Им нравится… внимание. Значит, не надо оставлять ее надолго. Больше не оставлю. Вдоволь воды, мыть и кормить.
И все равно бить.
Она не была совсем без чувств – что-то забормотала. Не в силах разобрать ни слова, он подошел ближе.
– …на той стороне… Я буду ждать тебя… на той стороне…
Танал Йатванар почувствовал неприятное шевеление в животе. И бросился прочь. Никакой бог не ждет, чтобы вынести приговор. Никто не подсчитывает баланс поступков – и никакой бог не спрячется от дисбаланса, ведь его собственные проступки так же подвержены осуждению, как и проступки смертных. Так кто будет судить после смерти? Закон природы? Смешно: в природе нет равновесия. И потом природа существует только в этом мире, ее правила ничего не значат, когда мост перейден…
Танал Йатванар шел по коридору; ужасная женщина осталась в камере, далеко за спиной.
Карос повторяет снова и снова: справедливость – это выдумка. Ее не существует в природе. «Воздаяние в природных катастрофах видят слишком нетерпеливые или чересчур набожные люди – каждый уверен, что мир кончится, а спасется только он. Однако всем нам известно, что мир наследуют несносные, а не праведники».
Если только, прозвучал в голове голос Джанат, это не одно и то же.
Танал зарычал, торопливо поднимаясь по стертым каменным ступенькам.
Она в цепях. Узница в одиночной камере. Ей не уйти.
Я оставил ее внизу, далеко внизу. Далеко. Ей не уйти. Не уйти.
И все же он слышал ее смех.
И его уверенность таяла.
Целых два крыла Вечного Дома пустовали; длинные коридоры, так и не занятые палаты, кладовки, кабинеты, комнаты для прислуги и кухни. Раз в день помещения обходили стражники со своими лампами и, уходя, оставляли за собой тьму. В постоянной сырости пыль превращалась в грязь, грязь – в гниль, а гниль сочилась жидкостью, которая текла по оштукатуренным стенам и скапливалась в лужах на полу.
Заброшенность и запущенность скоро победят гениальные инновации «Строителей Бугга», как побеждали почти все, что было построено руками на земле. Турудал Бризад, Странник, считал, что, как никто другой, понимает такие мерзкие истины. Другие старейшины тоже настаивали на своем присутствии, но им всем приходилось бороться с неизбежным разложением. А Странника это не беспокоило.
Как правило.
Яггуты пришли к пониманию природы тщетности, вызвав у Странника толику сочувствия к этому самому трагическому из народов. Интересно, где теперь Готос. Вероятно, давно мертв, учитывая обстоятельства. Написал многотомную предсмертную записку – свою «Блажь», – хотя Странник не слышал о завершении труда. Возникало подозрение, что в неоконченном завещании самоубийцы содержались скрытые послания. Но даже если так, все намеки были слишком темны для кого угодно, кроме яггута.
Странник следовал за колдуном-королем до мертвой башни Азатов, оставался там достаточно долго, чтобы понять намерения Ханнана Мосага, и уже вернулся в Вечный Дом, где мог спокойно бродить по пустым коридорам. Обдумывать среди прочего, как вступит в драку. Чтобы бороться снова и снова с неизбежным разложением.
Ему казалось, что откуда-то доносится смех Готоса. Наверняка разыгралось воображение, всегда готовое обмануть его разум.
Оказавшись в длинном коридоре, омытом илистой водой, Странник остановился.
– Так, – вздохнул он, – чтобы добраться до конца путешествия, нужно сперва отправиться в путь. Лучше начинать, пока желание не пропало.
Сделав еще шаг, он оказался на поляне, покрытой густой зеленой травой; вокруг, у черных стволов деревьев росли яркие цветы. Бабочки порхали с одного яркого пятна на другое. Кусочек неба, видимый над головой, был чуть тронут киноварью, и воздух звенел прозрачностью.
За спиной раздался голос:
– Мне тут компания не нужна.
Странник повернулся и не спеша наклонил голову:
– Не часто вид женщины вызывает страх в моей душе.
Она оскалилась:
– Я такая уродливая, Старший бог?
– Наоборот, Менандор. Скорее… грозная.
– Ты пробрался в мое убежище. – Она помолчала. – Удивляешься, что такой, как мне, нужно убежище?
– Даже не знаю, что ответить.
– Ты осторожен, Странник.
– Полагаю, ты ищешь повод, чтобы убить меня.
Она прошла мимо; длинные потрепанные концы черного саронга развевались.
– Бездна внизу, – пробормотала она, – ты видишь меня насквозь? Кто другой сумел бы догадаться, что я хочу оправдать убийство?
– Похоже, твой сарказм выжил, Менандор. Вот в чем меня обвиняют, да? В моих… случайных действиях?
– Ну, я-то знаю, что они только кажутся случайными. Тебя радует трагическая неудача – и мне непонятно, чего ты от меня хочешь. Мы с тобой не подходим друг другу.
– Чем занимаешься в последнее время? – спросил он.
– А с чего бы мне отвечать?
– Я могу поделиться информацией, которая тебе подходит. И рассчитываю на вознаграждение.
– А если я откажусь, получится, что ты напрасно проделал непростое путешествие.
