Борясь с тошнотой, наложница шагнула вперед.
– Императрица…
– Уже нет! – Хриплый голос доносился из деформированного горла, и брызги слюны летели с каждым движением бесформенной челюсти. – Я королева! Да, у нас достойная семья, и скоро, в один прекрасный день, ты увидишь: этот щенок на троне явится сюда. За мной, своей королевой. А ты, шлюха, ты никто; этот Дом не для тебя. Ты скрываешь от Рулада правду, но его взор прояснится… – Голос упал до шепота: – …когда мы избавимся от тебя.
– Я пришла, чтобы узнать, есть ли у вас все необходимое.
– Лжешь. Ты пришла искать союзников. Хочешь отнять их. У меня. У моего настоящего хозяина. Не выйдет! Где мой сын? Где он?
Нисалл покачала головой:
– Не знаю. И даже не знаю, жив ли он, – некоторые во дворце заявляют, что жив, хотя другие говорят, что давно мертв. Но, императрица, я узнаю. И тогда вернусь. С правдой.
– Я тебе не верю. Ты никогда не была мне союзницей. Ты была шлюхой Эзгары.
– Императрица, к вам приходил Турудал Бризад?
Сначала показалось, что она не ответит. Затем Джаналл с трудом пожала плечами:
– Он не осмеливается. Хозяин видит моими глазами – передай это Руладу, он поймет. Моими глазами – приглядись, если хочешь узнать бога. Настоящего бога. Единственного бога, который теперь имеет значение. Остальные слепы, так же слепы, каким ты сделала Рулада, но их всех ждет сюрприз, да, сюрприз. Дом велик – больше, чем ты представляешь. Дом – это все мы, шлюха, и однажды правда прозвучит так, что все услышат. Видишь? Я стою на коленях, и это не случайно. Все люди однажды встанут на колени и признают меня своей королевой. А что касается Короля в цепях, – она засмеялась булькающим от слизи смехом, – короне все равно, на чьем черепе она сидит. Твой щенок истощается. Истощается. Он… неудовлетворителен. Я убью тебя, сейчас и здесь. Подойди, шлюха.
Нисалл отступила на шаг, на другой – и так снова оказалась в дверях.
– Императрица, в неудачах Рулада виноват канцлер, пусть ваш бог знает. Если и убивать кого, так это Трибана Гнола и, возможно, Кароса Инвиктада – они замышляют свергнуть эдур.
– Эдур? – Джаналл сплюнула. – Хозяин почти покончил с ними. Почти покончил.
– Я пришлю слуг, – сказала Нисалл. – Пусть приберутся в палате, императрица.
– Шпионов.
– Нет, людей из вашего окружения.
– Переметнувшихся.
– Императрица, они позаботятся о вас, они остались верны.
– Я их не хочу! – Джаналл пригнулась ниже. – Не хочу… чтобы они видели меня такой.
– Сюда спустят кровать. С балдахином. Вы задернете занавеси, когда они придут. Грязное постельное белье будете передавать через щель.
– Ты сделаешь это? Я ведь желала твоей смерти.
– Прошлое не имеет значения, – пожала плечами Нисалл.
– Убирайся, – прохрипела Джаналл, отвернувшись. – Ты отвратительна хозяину. Страдание – наше естественное состояние. Эту правду надо объявить всем – так я и сделаю, когда завоюю свой новый трон. Убирайся, шлюха, или подойди ближе.
– Ждите слуг через колокол, – сказала Нисалл, повернулась и вышла из отвратительной палаты.
Когда застыло эхо шагов шлюхи, Джаналл, королева Дома цепей, свернулась в клубок на скользком загаженном полу. Безумие вспыхнуло в ее глазах, пропало, вспыхнуло снова. Она разговаривала двумя голосами – один густой, другой хриплый.
– Я беззащитна.
– Только до последней войны. Посмотри на армию, как она ходит по кругу. Все эти грязные игры, все почти прошедшие времена – они прошли мимо нас. О, когда боль, наконец, прекратится, ты увидишь меня настоящего. Милая королева, когда-то моя сила была наисладчайшим поцелуем. Моя любовь ничего не ломала.
– Дай мне мой трон. Ты обещал.
– А он стоит того?
– Прошу тебя…
– Все меня просят. Молитвы!.. Какое скисшее благословение я должен испить из этого вечного источника ужаса, злобы и неприкрытой скаредности? Ты не хочешь увидеть? Понять? Я должен найти искалеченных, не ожидающих моего прикосновения. Никому не понять, как боятся боги свободы. Никому.
– Ты лгал мне.
– Ты лгала сама себе. Вы все лгали – и называете это верой. Я ваш бог. Я такой, каким вы меня сделали. Вы осуждаете меня за безразличие, но уверяю тебя: за внимание вы будете осуждать меня еще больше. Не спорь. Я знаю, что вы собираетесь сделать во имя мое. Я знаю: ваш самый большой страх в том, что я однажды призову вас, – и тогда начнется настоящая игра, костяшки души. Берегитесь, смертные, моего призыва. Берегитесь все.
– Мой бог сошел с ума.
– Я такой, какого ты хочешь.
– Я хочу мой трон.
– Ты всегда хочешь.
– Почему ты не даешь его мне?
– Отвечу как бог: если я дам тебе то, чего ты хочешь, мы все умрем. Ну да, я знаю: тебе плевать! О, вы, люди, нечто особое. Вы превращаете каждый мой вздох в мучение. Каждое мое содрогание приводит вас в восторг. Хорошо же, смертные, я отвечу на ваши молитвы. Обещаю. Только тогда уж не говорите, что я не предупреждал.
Джаналл засмеялась, брызгая слюной.
– Мы сошли с ума, – прошептала она. – Окончательно. И мы лезем на свет…
Постоянно мельтешащие слуги, неподвижные стражники в шлемах у многочисленных дверей… Для Нисалл густонаселенные области Вечного Дома были в каком-то смысле еще тоскливее, чем заброшенные коридоры, которые она покинула треть колокола назад. Подозрительность пропитала воздух, и страх крадется тенью под ногами, пока идешь от факела к факелу. Название дворца приобрело налет ироничности, ведь Вечный Дом был пропитан паранойей, интригами и ростками предательства. Словно по-иному люди не могли и обречены на это жалкое существование навечно.
Нисалл трясло после визита к безумной, по общему мнению, бывшей императрице Джаналл. Этот Увечный бог и в самом деле мелькал в глазах женщины – Нисалл видела его, ощущала сковывающее, нечеловеческое внимание к себе, подсчитывающее, как ее можно использовать. Она не хотела становиться частью плана богов, особенно планов этого бога. Хуже того, амбиции Джаналл никуда не исчезли, напротив, выросли от видения высшей силы, несмотря на искалеченное тело. Этот бог пользовался и ею.
По дворцу ветром носились слухи о войне, сказки о воинственном сговоре соседних государств и племен на востоке. Доклады канцлера Руладу сводились к простым призывам, чтобы поднять ставки. Формальное объявление войны, победный марш громадного войска через границу в предупредительной кампании. В конце концов, лучше лить кровь на их земле, чем дома, в Летере. «Если возглавляемый Болкандо альянс хочет войны, мы дадим ему войну». Горящие глаза канцлера не соответствовали холодному, почти безразличному тону, с каким были произнесены эти слова.
