Он почувствовал ее присутствие, и в продукте чародейства Увечного бога поднялся страх. Тем не менее он еще не был уверен, что она опасна. А тщеславие и властолюбие поднимали волны вокруг острова его души.
Его можно использовать, решила она.
– Я Ханнан Мосаг, – сказал он, не поворачиваясь. – А ты… ты одиночница. Самая злая из Сестер, проклятая в пантеоне эдур. Твое сердце – предательство. Приветствую тебя, Сукул Анхаду.
Она приблизилась.
– Предательство для тех, кто погребен внизу, Ханнан Мосаг, для Сестры, которой ты когда-то поклонялся. И скажи, эдур, как это повлияло на твою судьбу? Не преследуют ли твой народ в последнее время несчастья? Ты вздрогнул… Ну что ж, нас обоих это не удивляет.
– Ты стараешься ее освободить.
– Мне всегда было лучше иметь дело с Шелтаной Лор, чем с Менандор… хотя сейчас, возможно, иначе. Та, что погребена, одержима.
Тисте эдур хмыкнул:
– А мы все – нет?
– Давно ты знаешь, что твоя самая прославленная защитница похоронена здесь?
– Я подозревал годами. И думал – надеялся, – что здесь же отыщу то, что осталось от Скабандари Кровавого Глаза.
– Не тот Взошедший, – сказала Сукул Анхаду насмешливо. – Знал бы ты раньше, кто кого предал тогда, понял бы.
– Я слышу презрение в твоем голосе.
– Зачем ты пришел сюда? Не терпелось добавить свою силу к ритуалам, которые я расплела внизу?
– Возможно, – произнес Ханнан Мосаг, – мы могли бы работать вместе… какое-то время.
– И что это даст?
Тисте эдур поднял голову:
– Это же очевидно. Прямо сейчас Силкас Руин ищет того, кто, вероятно, покоится здесь. Вряд ли тебе или Шелтане Лор понравится, если он преуспеет. Я могу навести тебя на его след. И могу предложить… поддержку во время схватки.
– А взамен?
– Во-первых, ты перестанешь убивать и есть жителей города. Во-вторых, мы можем уничтожить Силкаса Руина.
Она хмыкнула:
– Я и прежде слышала подобную целеустремленность, Ханнан Мосаг. А Увечный бог готов бросить ему вызов?
– С союзниками… да.
Она обдумала предложение. Предательство возможно, но вряд ли, прежде чем удастся избавиться от Руина – игра развернется вокруг судьбы Финнэста. Сила Скабандари Кровавого Глаза уже не та, он уязвим.
– Скажи, Силкас Руин путешествует в одиночку?
– Нет. У него горстка спутников, однако беспокойство вызывает лишь один. Тисте эдур, старший брат Сэнгаров, бывший командующий войском эдур.
– Неожиданный союз.
– Лучше сказать: хрупкий. Он тоже ищет Финнэст и, полагаю, сделает все возможное, чтобы не отдать его в руки Руина.
– Да, мы все руководствуемся выгодой. – Сукул Анхаду улыбнулась. – Очень хорошо, Ханнан Мосаг. Договорились. Только скажи своему Увечному богу вот что: сбежать в миг атаки, бросить Шелтану Лор и меня Силкасу Руину и, скажем, удрать с Финнэстом в момент битвы будет его фатальной ошибкой. На последнем дыхании мы расскажем Силкасу Руину все, что нужно, и он придет к Увечному богу и будет беспощаден.
– Тебя не бросят, Сукул Анхаду. А что касается Финнэста… Вы захотите забрать его себе?
Она рассмеялась:
– Чтобы сражаться из-за него друг с другом? Нет, лучше его уничтожить.
– Ясно. Значит, вы не против, чтобы Увечный бог воспользовался его силой?
– При этом Финнэст будет полностью уничтожен?
– О да, Сукул Анхаду.
Она пожала плечами.
– Как угодно. – Ты и впрямь считаешь меня дурой, Ханнан Мосаг. – Твой бог идет на войну, ему понадобится вся возможная помощь.
Ханнан Мосаг с усилием изобразил кривую мрачную улыбку:
– Он не может идти. Не может даже ползать. Война придет к нему, Сестра.
Если было в этих словах скрытое значение, Сукул Анхаду его не уловила. Она посмотрела на реку на юге. Чайки парят, по течению плывут странные островки из веток и травы. А под поверхностью, она чувствовала, кружат громадные злобные левиафаны, использующие островки как приманку. Кто бы ни приблизился…
Ее отвлекло бурление силы из разрытого кургана, и Сукул снова опустила взгляд.
– Она идет, Ханнан Мосаг.
– Тогда я удаляюсь? Или она признает наш уговор?
– Тут, эдур, я не могу говорить за нее. Лучше уходи – она будет очень голодная. Кроме того, нам с ней надо поговорить… разобраться в старых обидах.
Сукул проводила взглядом увечного колдуна, ковыляющего прочь.
В конце концов, ты гораздо больше ее дитя, чем мое, и сейчас лучше бы ей обойтись без союзников.
Так или иначе, это все происки Менандор.
Глава шестая
Довод был такой: цивилизация, впавшая в крайность чрезмерного контроля за жителями во всем, от выбора религии до производства товаров, подорвет волю и изобретательность народа, ведь эти качества более не являются стимулом и наградой. Проблемы возникают, когда противники контроля образуют крайнюю оппозицию, в которой индивидуализм почитается священным и неприкосновенным и становится невозможной служба любому другому идеалу (включая само общество). В такой системе под личиной свободы процветает ненасытная алчность, и на авансцену выходят худшие стороны человеческой натуры и категорическая непримиримость.
При столкновении этих крайних воззрений остается лишь наблюдать грубую тупость и кровавую бесчувственность; два злобных лица уставились друг на друга через непреодолимую пропасть, причем по деяниям и фанатизму они схожи, словно зеркальные отражения.
Это было бы смешно, если бы не было таким печальным идиотизмом…
Денабарис из Летераса, IV век, «В защиту сострадания»
Мертвые пираты лучше, размышляла Шурк Элаль. Есть какая-то извращенная справедливость в том, что мертвые преследуют живых, особенно когда дело доходит до кражи ценного имущества. Удовольствие от отъема совершенно бесполезных предметов у живых послужило ей более чем достаточным стимулом держаться новообретенной профессии. К тому же у нее здорово получалось.
Трюмы были набиты грузом с брошенного корабля эдур, крепкий свежий ветер нес «Бессмертную благодарность» на север из Драконийского моря, и громадный флот у них в кильватере, похоже, не приближался.
Корабли эдур и летерийские, сотня или больше. Они появились с юго-запада, выходя под углом к курсу, ведущему в устье реки Летер. Тем же курсом шли судно Шурк Элаль и еще две торговые шаланды, которые «Бессмертная благодарность» быстро нагоняла. И все это было очень печально, поскольку суденышки из Пилотта представляли лакомый кусочек, и, не будь за кормой массы имперских кораблей, их давно уже ощипали бы.
