– Что он будет сражаться.
– Вы не знаете Икария, как знаю его я. Пусть он и внизу, но вокруг него растет напряжение. Предвкушение, какого я прежде не видел. Он принял свое проклятие, принял с радостью. Он точит меч. Смазывает лук. Каждое утро проверяет доспехи. Он больше не задает мне вопросов, и это самый зловещий признак.
– Однажды он нас уже подвел, – заметила Йан Товис.
– Ему… помешали. Больше такого не повторится, если не проявите беспечности.
За плавным изгибом реки на северном берегу открылся Летерас: величественные мосты над ярко окрашенными зданиями и дымка от бесчисленных кухонных очагов. Очертания куполов и террас, башен и платформ тонули в золотистом тумане. Имперские пристани находились прямо впереди, сразу за молом, и первые дромоны флота, убрав весла, скользили к причалам. У воды собирались десятки фигур, а от Вечного Дома двигалась процессия, ощетинившаяся вымпелами и штандартами, – официальная делегация, хотя Йан Товис не заметила среди них ни одного эдур.
Похоже, Трибан Гнол почти завершил тихую узурпацию. Ничего удивительного. Канцлер, вероятно, приступил к осуществлению своих планов задолго до того, как король Эзгара Дисканар сделал роковой глоток в тронной зале. И обеспечил плавную передачу власти – так теперь он будет оправдываться. Империя больше, чем ее правитель, – вот основа верности канцлера. Похвальные свойства, нет сомнений, однако истина не всегда так ясна. Жажда власти – сильное течение, мутное, закрывающее все от всех, кроме, пожалуй, самого Трибана Гнола, находящегося в центре вихря. Его власть не подвергалась сомнению, но Йан Товис была уверена, что это продлится недолго.
В конце концов, вернулись тисте эдур. Томад Сэнгар, Хандари Кхалаг и еще три бывших вождя племен, а с ними четыре тысячи закаленных воинов, давным-давно потерявших наивность – в Низине, в Сапике, в Нэмиле, на берегу Измора, в Шал-Морзинне и на Плавучем Авали, в чужих водах, среди мекросов… Поход был долгим. Удручающе долгим.
– Разворошили гнездо, – произнес Таралак Вид; уродливая улыбка перекосила его лицо.
Йан Товис пожала плечами:
– Разумеется. Нас не было очень долго.
– Может, и император уже умер. Не вижу там ни одного тисте эдур.
– Вот уж не думаю. Наши к’риснан знали бы.
– Их бог сообщил бы? Йан Товис, боги не вручают дары бесплатно. Если богу нужно, он не скажет последователям ничего. Или вообще солжет. Эдур этого не понимают, но вы меня удивляете. Разве по своей природе Странник, ваше божество, не обманывает на каждом шагу?
– Император жив, Таралак Вид.
– Пока.
– Вы то и дело это подчеркиваете.
Он покачал головой:
– Сейчас я говорю не про Икария. Я говорю о том, что избранный богом может не справиться. Причем это происходит постоянно, Сумрак. Мы в их глазах всегда недостойны. Недостаточно верим, недостаточно боимся, недостаточно унижаемся. Рано или поздно мы предаем их – или слабостью, или непомерным честолюбием. Вот перед нами город мостов, но вы и я – мы видим разное. Не позволяйте своим глазам обманывать вас: ожидающие нас мосты слишком узки для смертных.
Корабль, словно утомленное вьючное животное, плавно повернул к центральному имперскому доку. Моряки готовили швартовы по левому борту. Зловоние мутных сточных вод резало глаза.
Таралак Вид поплевал на ладони и снова пригладил волосы.
– Почти пора. Пойду собирать моего поборника.
Никем не замечаемый, Турудал Бризад, Странник, прислонился спиной к стене портового склада шагах в тридцати от главного пирса. Он наблюдал высадку Томада Сэнгара, усталого и постаревшего, и лицо почтенного воина, заметившего отсутствие тисте эдур в делегации из дворца, потемнело еще больше. Но ни Томад, ни кто-либо еще из эдур не задержали внимания бога надолго. Он насторожился, когда по трапу прошла атри-преда, командующая летерийской морской пехотой, а за ней с полдюжины адъютантов и офицеров; Странник вдруг ощутил, что эта женщина несет в себе какую-то судьбу. Хотя подробностей не уловил.
Бог нахмурился, расстроенный тем, как ослабла его восприимчивость. Он ведь должен был в один миг прочитать, что ждет Йан Товис. Пять лет назад он так и сделал бы, не задумываясь, – такова привилегия власти Взошедшего. С самых суматошных дней Первой империи – те жуткие события привели к вмешательству т’лан имассов, унявших предсмертные муки империи Дессимбелакиса, – он не чувствовал такой изоляции. Хаос катился к Летерасу сильной волной катаклизма, океанским прибоем, который просто запирает течение реки. Да, это идет с моря. Я чувствую. С моря, точно как эта женщина, Сумрак.
На трапе появился чужеземец – кожа на предплечьях покрыта тайными татуировками, верхняя часть тела завернута в домотканую накидку, лицо спрятано под капюшоном. Варвар, настороженно вбирающий все вокруг сверкающими глазами, остановился на середине трапа, прокашлялся и сплюнул в сторону. Этот жест поразил и Странника, и, похоже, почти всех, кто стоял на причале.
Через мгновение вышел еще один чужеземец и замер у сходен. У Странника перехватило дыхание, и внезапный холодок пробежал по спине, словно появился сам Худ и обжег ледяным дыханием сзади шею бога.
Бездна меня возьми, что прячется внутри него… Устремление, которое никто другой здесь не то что увидеть, даже представить не в состоянии. Дражайший сын Готоса и этой колдуньи-переростка, пятно крови Азатов окутывает тебя тучей. Густая пряжа вьется вокруг него, нити какого-то запутанного, древнего и смертельного ритуала. И привкус знакомый. Безымянные.
Два солдата из дворцовой стражи Трибана Гнола вышли навстречу яггу, медленно идущему к доку.
Сердце Странника гулко стучало в груди. Доставили поборника, который бросит вызов Императору Тысячи смертей…
Ягг ступил на твердую землю.
С крыш зданий вокруг порта в воздух поднялись птицы – сотни, тысячи, со страшным гвалтом; а камни под ногами Странника шевельнулись с тяжелым стоном. Что-то большое обрушилось далеко в городе, за каналом Квилласа, и донеслись крики. Странник отошел от стены и увидел, как растет туча пыли, поднимаясь к испуганным голубям, грачам, чайкам и скворцам.
Затем подземный стон затих, и воцарилась тяжкая тишина.
Клыкастый рот Икария изобразил легкую улыбку, словно выражая удовольствие от приветствия земли, и Странник не смог понять с такого расстояния, действительно ли улыбка такая детская, как кажется, или она ироничная, или даже горькая. Он подавил желание подойти ближе, чтобы разобраться, напомнив себе, что не нужно привлекать внимание Икария. Ни сейчас, ни впредь.
Томад Сэнгар, с чем встретится твой сын…
Он вдруг понял: нет ничего удивительного, что будущее сокрыто в водовороте хаоса. Привезли Икария… в самое сердце моего владения.
Судя по всему, никто из делегации и прочих оказавшихся тут летерийцев не связал первый шаг Икария по суше с небольшим землетрясением, прокатившимся по Летерасу. И хотя суматошное метание птиц и рев вьючных животных продолжались не утихая, оцепенение встречающих в порту, насколько видел Странник, проходило. Глупые смертные быстро забывают тревогу.
