– Ну что ж, я ни в чем не мог бы отказать вам, капитан, – сказал Баллант и почувствовал, как лицо заливается краской.
А она только улыбнулась.
Ему нравились такие непринужденные беседы. Почти как те, что он вел обычно с женой. И то же чувство, что под ногами вот-вот разверзнется бездна. Ностальгия росла в душе, застилая глаза.
В осаде, муженек? Удар вот этого кулака – и стены рухнут; ты ведь знаешь это, муженек, правда?
О да, любимая.
Странно, иногда он готов был поклясться, что жена и не покидала его. Мертвая или нет, но зубы у нее есть.
Серо-голубая плесень заполняла оспины на тающем льду, словно снег покрылся шерстью – снег, тающий летом на ярком солнце, подтачивающем ледники. Но и зима, когда вернется, не сможет замедлить неизбежное разрушение. Река льда умирает, век подходит к концу.
Сэрен Педак не представляла, какой век придет на смену, только чувствовала, что тонет при его рождении, влекомая грязью и когда-то замерзшими отбросами. То и дело, пока их нелепая, безостановочно препирающаяся компания взбиралась все выше в северные Синецветские горы, доносился грохот падения далеких ледяных утесов, подточенных беспощадным солнцем; повсюду потоки воды неслись по обнажившемуся камню, прорываясь через каналы и трещины, ныряли вниз, во тьму – начиная путешествие к морю, – пересекали подземные пещеры, затененные пропасти, промокшие леса.
Плесень давала споры, которые донимали Сэрен: нос заложило, сухое горло саднило, на нее то и дело нападали приступы чихания – получалось так забавно, что даже Фир Сэнгар сочувственно улыбался. За одно это проявление сочувствия она готова была его простить – а то, как радовались остальные ее несчастьям, напрашивалось только на адекватный ответ при случае; а случай обязательно представится.
Силкас Руин, разумеется, не страдал чувством юмора, насколько понимала Сэрен. Или же его юмор был суше пустыни. И потом он шагал впереди – слишком далеко, чтобы слышать чихания Сэрен; тисте анди, Чик, шел за ним следом, почти вплотную – как воробей, домогающийся ястреба. То и дело до Сэрен и ее спутников доносились обрывки монолога Чика; и хотя было понятно, что он пытается поддеть брата своего бога, столь же понятно было, что Смертный Меч Чернокрылого Господина, по выражению Удинааса, использует не ту наживку.
Вот уже четыре дня они шли на север, забираясь на горный хребет. Обходили громадные массы ломаного льда, который сползал – почти ощутимо – по склонам, ужасно стеная и вздыхая. Левиафаны смертельно ранены, как однажды заметил Удинаас, и не уйдут по-доброму.
От перемолотого льда исходил запах похуже жалящих спор лишайника. Полуразложившиеся растения и грязь, замерзшие века назад; высохшие трупы животных, порой давно вымерших, от которых остались куски шкуры; разбитые кости и пустоты, наполненные газом, – они иногда лопались, с шипением выпуская зловоние. Неудивительно, что тело Сэрен Педак взбунтовалось.
Движение ледяных гор, как выяснилось, вызвало почти панику среди тисте анди, населяющих подземный монастырь. Глубокое ущелье, обозначавшее вход, ветвилось, словно дерево; и теперь по каждой ветке ползли ледяные глыбы, а потоки талой воды облегчали скольжение льда, спешащего на юг. И была в этом льду вонючая магия, остатки древнего ритуала, все еще достаточно могущественного, чтобы победить Волшебников Оникс.
По мнению Сэрен Педак, в их путешествии и в присутствии Чика есть что-то, чего им знать не позволили. Мы движемся к сердцу этого ритуала, к оставшемуся ядру. Потому что там нас ждет тайна.
Чик должен разрушить ритуал? И что тогда будет? А если это уничтожит и нас? Или лишит нас шанса найти душу Скабандари Кровавого Глаза и освободить ее?
Она начинала страшиться конца путешествия.
Будет кровь.
Укутанный в шкуры, взятые у анди, Удинаас шагал рядом с ней.
– Аквитор, я вот тут подумал…
– Стоило ли? – перебила она.
– Вряд ли, конечно, но я ничего не могу с собой поделать. Да и вы, я просто уверен.
Поморщившись, она сказала:
– У меня не осталось цели. Теперь нас ведет Чик. Я… я даже не понимаю, почему все еще иду с вашей мерзкой компанией.
– Подумываете бросить нас, да?
Она пожала плечами.
– Не делай этого, – сказал за ее спиной Фир Сэнгар.
Она с удивлением повернула голову:
– Почему?
Но воин как будто сам сожалел о сказанном. Он не ответил.
Что еще за тайна?
Удинаас рассмеялся:
– Его брат вручил вам меч, аквитор. Фир понимает: это был не просто полезный подарок. Да и вы не просто приняли его. Могу поспорить…
– Ты ничего не знаешь, – перебила Сэрен, чувствуя неловкость. – Трулл объяснил; он уверил меня, что это всего лишь…
– Вы ждете, что все будут говорить открыто? – спросил бывший раб. – Что напрямик будет говорить каждый? В каком мире вы живете, аквитор? – Он рассмеялся. – Явно не в моем. Разве на каждое произнесенное слово не приходится тысяча несказанных? Разве мы то и дело не говорим одно, подразумевая другое? Женщина, посмотрите на нас – посмотрите на себя. Наши души словно заключены в зачарованную крепость. Конечно, мы сами строим ее – каждый из нас, своими руками, но мы уже заблудились в коридорах. Попадаем в комнату, пышущую жаром, и отшатываемся, чтобы наши собственные чувства не поджарили нас живьем. В других местах ледяной холод, как в горах вокруг нас. Где-то еще вечная тьма: лампы не горят, свеча гаснет без воздуха, и мы идем ощупью, натыкаясь на невидимую мебель и стены. Мы выглядываем через высокие окна, но не верим тому, что видим. Мы заковываемся в латы от нереальных фантомов, но тени и шепот пускают нам кровь.
– Все же хорошо, что на каждое из этих слов еще тысяча не произнесена, – проворчал Фир Сэнгар, – а то мы встретили бы закат бытия, прежде чем ты договорил бы.
Удинаас ответил, не оборачиваясь:
– Я приоткрыл завесу над тем, Фир, по какой причине вы попросили аквитора остаться. Будете спорить? Вы считаете ее обрученной с вашим братом. А то, что он мертв, ничего не значит, ведь вы в отличие от младшего брата благородный человек.
Удинаас удивленно хрюкнул, когда Фир Сэнгар крепко ухватил бывшего раба за меховую накидку. Порыв гнева швырнул Удинааса на грязную каменистую осыпь.
Тисте эдур шагнул к извивающемуся летерийцу, однако Сэрен Педак встала на его пути.
– Хватит. Пожалуйста, Фир. Да, я знаю, он заслужил. Но… хватит.
Удинаас сумел сесть, Кубышка рядом, на корточках, пыталась стереть полосы грязи с его лица. Он кашлянул.
– В последний раз я делаю вам комплимент, Фир.
Сэрен повернулась к бывшему рабу:
– Довольно злобный комплимент, Удинаас. И повторю тебе твой же совет – не говори такого никогда. Если жизнь дорога…
