Красная Маска кивнул, затем обратился к воину, стоящему чуть в стороне:
– Запомни эти слова, Масарк.
– Запомню, – ответил молодой воин.
– Завтра, – продолжил Красная Маска, – я поведу своих воинов на бой. В Баст Фулмар.
Натаркас зашипел и сказал:
– Проклятая долина.
– Мы будем чествовать кровь, пролитую там триста лет назад, Натаркас. Прошлое умрет, и отныне мы будем смотреть лишь в новое будущее. Новое во всех отношениях.
– Эта новая тактика сражения, вождь, – я вижу в ней мало чести.
– Ты прав. Ее там нет. Такова необходимость.
– А необходимость означает отказ?
Вождь посмотрел на воина, чье лицо было раскрашено красным в подражание его собственной маске:
– Когда старые пути обещают поражение, то да. От них нужно отказаться.
– Старейшинам будет трудно принять это, вождь.
– Знаю. Это не их война. Моя. И я выиграю.
Они замолчали. Ветер призрачно стонал над землей за помин мертвой травы.
Глава одиннадцатая
«Море без воды
разбрасывает белые кости,
размолотые и выбеленные,
как пергамент,
на моем пути.
Но эти письмена,
царапающие мой след,
не имеют истории
и не могут ничем
прикрыть мою судьбу.
Небо растеряло облака
под рваным ветром,
который никогда не веет
над этими отмелями
на нехоженых тропах.
Ветер вздымает волны,
невидимые из раковины
невыполненного обещания,
мерзкая соленая ложь
щиплет мой язык.
Я жил у моря когда-то,
гравируя истории
вдоль бесконечной полосы
разворачивающихся свитков,
обломков и водорослей».
Рыбак Кель Тат, «Слухи моря»
Вечером шел дождь, и это хорошо – ни к чему палить весь лес дотла, народ и без того все время косился. Издевались над его выходками, твердили, что он воняет, и никто не подходил к нему на расстояние его громадной заскорузлой руки. Впрочем, подойди кто из соседей теперь, мог бы лишиться рук и ног – за годы унижений и издевательств.
Старый Дед Эрбат больше не толкал свою тачку от фермы к ферме, от лачуги к лачуге, собирая экскременты, под которыми погребал идолов тартенальских богов на давно забытой поляне в лесу. Больше нет нужды, в конце концов. Проклятые древние кошмары мертвы.
А вот соседей не радовала нежданная отставка Эрбата, ведь теперь вонь отходов начала заползать в их дома. Лентяям раньше и в голову не приходило углубить выгребные ямы – разве Старый Дед не очищает их регулярно? А вот вам шиш.
От одной этой мысли становилось легче на душе. Эрбату хотелось исчезнуть в лесном сумраке, укрыться от всех. И идти себе, пока не дойдет до деревушки или поселка, где никто его не знает и никто о нем не слышал. Смыть под дождем весь запах, стать добрым, безобидным старым тартеналом-полукровкой, который может за монету-другую починить что сломалось, включая плоть и кость.
Значит, идти. Оставить старые тартенальские земли, бежать прочь от сорняками заросших статуй на полянах с буйной зеленью. И даже, пожалуй, прочь от древней крови своего наследия. Не все же целители – шаманы, правда? Никто не станет задавать лишних вопросов, если лечить правильно, а это он умеет.
Старики вроде него достойны отдыха. За всю полную услужения жизнь. Жертвы, маски грез, злобные лица из камня, одинокие ритуалы теперь позади. Он может отправляться на последнюю прогулку, в неведомое. Деревня, поселок, прогретый солнцем валун у журчащего ручья, где приятно дать отдых измученным костям и не шевелиться, пока не будет сброшена последняя маска…
Вместо этого он проснулся затемно, перед неверным рассветом, трясясь, как от болотной лихорадки, и перед его глазами разлетелись фрагменты самой неожиданной маски грез. Такой он прежде не видел, но вид ее внушал великий страх. Маска, покрытая трещинами, готовая взорваться…
Он лежал на постели, дрожал с головы до пят и ждал откровения.
Солнце стояло высоко над головой, когда он все же выбрался из лачуги. Валы туч ползли по небу на запад – истощенный шторм шел с моря, – и Дед Эрбат начал приготовления, не обращая внимания на начавшийся дождь.
Теперь, в быстро приближающихся сумерках, он взял пучок тростника и подпалил с одного конца. Поджег лачугу, потом дровяной навес, а напоследок старый сарай, где стояла двухколесная тележка. Убедившись, что строения хорошенько занялись, он закинул на плечо мешок, в который сложил самое необходимое, и зашагал по тропинке, ведущей к дороге.
По дороге ему навстречу торопилась пара десятков деревенских. Староста, возглавлявший отряд, увидел Эрбата и радостно заорал:
– Слава Страннику, ты жив, Дед!
Нахмурившись, Эрбат вгляделся в лошадиную физиономию старосты, потом в бледные лица остальных.
– И что это значит? – строго спросил он.
– Отряд эдур остановился сегодня в гостинице. Когда стало известно про пожар, нас послали на помощь; ну, на случай, если лес займется…
– Лес, понятно. И где же они сами?
– Остались на месте, разумеется. Но мне приказали… – Староста помедлил и нагнулся ближе к Эрбату: – Это ведь все Врагер? Придурок обожает огонь и с тобой не дружен.
– Врагер? Возможно. Он завел привычку пробираться по ночам и мочиться на мою дверь. Не мог примириться с моей отставкой. Говорит, я обязан забирать его дерьмо.
– Да, обязан! – прорычал кто-то из толпы за спиной старосты. – А то почему мы позволили бы тебе жить здесь?
– Ну, с этой проблемой мы вроде разобрались? – сказал Эрбат с улыбкой. – Врагер меня поджег, и я ухожу.
Затем подумал и спросил:
– А эдур какое дело? Только что прошел дождь – можно не беспокоиться, что огонь распространится. Вы им не сказали, что от моего дома шагов восемьдесят или сто до ближайших деревьев? И еще отстойные бассейны – сгодятся вместо рвов.
Староста пожал плечами.
– Они расспрашивали о тебе, решили, что кто-то поджег тебя по злобе, а значит, нарушил закон, а эдур такого не любят…
– И отправил тебя? – Эрбат рассмеялся. – Это что-то новенькое!
– Ты официально обвиняешь Врагера, Эрбат? Сейчас мы запишем, а ты поставишь отметку и должен присутствовать на сходке, а если Врагер наймет адвоката…
– У Врагера кузен в Летерасе как раз адвокат, – сказал кто-то.
Староста кивнул:
– И времени потратим уйму, Эрбат, и никто из нас не обязан давать тебе кров…
