– Я, – быстро сказал Максим. – Тадеус говорит дело. Племя всегда руководствовалось принципом общего блага, и если это значит, что Нику и его мутантке придется потерпеть некоторые неудобства, чтобы спасти нас, пусть будет так.
– Неудобства? Так ты называешь плен и рабство? – переспросила Клаудия, словно не верила своим ушам.
– Серьезно? Теперь ты собираешься сделать вид, что ты выше плена и рабства? – усмехнулся Максим. – Не припомню, чтобы тебя смущал целый остров землерылих, которые поколениями растили и собирали для нас урожай.
– Раньше я об этом не задумывалась, – сказала Клаудия. – А теперь задумалась. Я встретила Мари. Я слышала Ника. Я изменилась.
Максим пренебрежительно фыркнул и отвернулся.
– Кто еще согласен с Максимом? – спросил Уилкс.
– Я, – ответил Ренард, но не так нахально, как Максим. – Я хочу, чтобы отец выжил, а женщина Ника – единственная, на кого я могу надеяться.
– Кто-нибудь еще? – предположил Уилкс снова.
Медленно, один за другим, Воины Уилкса – все, кроме Клаудии, – кивали. Некоторые делали это неуверенно, виновато отводя глаза от своего предводителя, но большинство вело себя, как Максим – они были злы и хотели что-то с этим сделать, пусть даже они кашляли и выглядели совершенно несчастными.
Уилкс выдохнул и уставился на почерневшую землю, которую еще пару дней назад покрывал густой изумрудный ковер мха. «Мир сошел с ума», – подумал он, а потом поднял голову и окинул взглядом группу.
– Тогда идите к Тадеусу. Теперь он ваш предводитель, потому что я не смогу называть вас своими Воинами, если вы последуете его путем, – сказал Уилкс.
Они недоверчиво уставились на него, не трогаясь с места.
– Идите! – закричал он. – Идите к своему новому предводителю. Стройте свои черные планы, купайтесь в злобе и ненависти, которые принесут вам и нашему народу одни страдания. Идите!
Без единого слова Воины начали расходиться. Все, кроме Клаудии и ее овчарки Марии.
– И что теперь? – спросила Клаудия.
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что я единственный оставшийся у тебя Воин и хочу знать, что задумал мой предводитель, – сказала Клаудия. – Я больна, мне грустно, я устала и боюсь, но я не позволила злости и безумию взять верх. Как и ты. Спрашиваю еще раз: что теперь?
– Я найду Ника и предупрежу его и его женщину, пока он не попал в ловушку.
– Ты правда думаешь, что он вернется?
– Я знаю, что он вернется. А если он это сделает, Тадеус не позволит ему уйти, даже если он будет без Мари.
– Хорошо. Каков наш план?
– Наш?
– Я думала, мы это уже обсудили. Я с тобой, Уилкс. – Клаудия закашлялась, поморщилась и вытерла рот рукавом. – Пусть я и чувствую себя отвратительно.
– Ну хорошо. Ты со мной. – Уилкс бросил взгляд на небо. – До заката не больше трех часов. Если мы не хотим, чтобы Тадеус сел нам на хвост, уходить надо тогда, когда он этого не ожидает.
– То есть на закате, – кивнула Клаудия. – Я соберу вещи в дорогу. За мной он следит не так, как за тобой.
– Не забудь факелы и трут. Когда отойдем подальше от племени, зажжем их. Они отпугнут волкопауков и прочую дрянь.
– Будет сделано. Где встретимся?
– К востоку отсюда, на границе города. – Уилкс кивнул на выжженный лес справа. – Если тебя остановят, всегда можешь сказать, что идешь на поиски пищи.
Клаудия кивнула.
– Дорожные сумки будут выглядеть так, словно я подумала, что ночь застанет меня в лесу. Разумно. Значит, на закате?
– На закате. Давай вернемся в лагерь с разных сторон. Никто не должен знать, что ты со мной.
– Согласна.
Они с мрачной решимостью пожали друг другу руки и разошлись. Уилкс, словно почувствовав прилив сил, перешел на трусцу, Один бежал рядом. Может, мир вокруг и сошел с ума, но Уилкс был намерен сохранять рассудок и предупредить Ника – и это намерение придавало ему сил перед неизвестным.
* * *
– Вылечи его! – брызжа слюной, рявкнул Тадеус Ралине, когда та повернулась к нему и через его плечо глянула на измученного лихорадкой Одиссея.
– Прости. Я ничего не могу сделать. Выживет Одиссей или умрет, зависит от него. – Голос Ралины был полон жалости, когда она вытерла лицо рукавом.
– Чушь! Что сказали остальные? Другие целители?
Ралина вздохнула.
– Тадеус, они сказали то же самое, когда его осмотрели. Рана Одиссея воспалилась. И очень сильно. Мы вложили в нее травы и запечатали ее медом, но он перестал есть и пить. Если он не будет бороться, то умрет.
– Нет. – Тадеус сгреб Одиссея в охапку и в очередной раз поразился тому, каким легким стал терьер – словно он уже начал таять. – Нет, – повторил он. – Говоришь, его убивает лихорадка?
– Да, но лихорадка возникла только из-за инфекции. Рана от ножа была глубокой. В нее попала грязь – неудивительно, учитывая обстановку. – Ралина обвела рукой обгорелый лес. – Если он будет бороться с инфекцией, лихорадка отступит.
– Я заставлю эту проклятую лихорадку отступить – и без тебя и твоих жалких целителей. – Прижимая к себе Одиссея, Тадеус зашагал прочь, а Ралина грустно проводила его взглядом, качая головой.
Тадеус шел, не разбирая дороги, не глядя по сторонам. И, пока ноги несли его вперед, он ни на секунду не прерывал монолога, адресованного Одиссею.
– Они говорят, жар слишком сильный. Ну так мы сейчас найдем ручей и охладим тебя. Скоро будешь как новенький. А потом мы с тобой достанем суку, которая заварила эту кашу, и заставим ее заплатить. Здорово я придумал, а, дружище?
Одиссей приоткрыл глаза. Она были подернуты красным и казались ярче обычного. Он слабо завилял хвостом.
– Я так и знал! Не переживай. Скоро ты поправишься, а Ник и Мари получат по заслугам.
А ты получишь власть!
Мысль взорвалась в голове – чужая, но знакомая; с каждым разом все более знакомая.
«Интересно, я схожу с ума?» – подумал Тадеус.
Какая разница? Важно только, что ты будешь править.
«У меня нет овчарки, – мысленно возразил Тадеус. – Я не смогу править Древесным Племенем».
Сможешь, если у тебя достанет сил взять власть самому, а не выпрашивать ее!
Тадеус продолжал идти, не замечая, что солнце опускается все ниже, а сам он дошел до границы территории Землеступов. Все его внимание занимал разговор, происходивший у него в голове. Он пришел в себя, только когда услышал шум воды. Тадеус поморгал, словно после долгого сна. Он огляделся по сторонам, не в силах поверить, куда привели его ноги.
Тадеус мгновенно узнал поляну, на которой оказался.
