– Я знаю. И все это знают. Эти перемены к лучшему, но принять их нелегко. – Мари помолчала, а потом спросила: – Ник, а ты чувствуешь Ригеля?
– Чувствую ли я его?
– Да, вроде той связи, что есть у вас с Лару, только послабее – по крайней мере, она не такая тесная. Ты когда-нибудь ощущаешь эмоции, которые он тебе посылает?
– Вроде бы нет.
– А другие псы? Может, Лару, когда он был спутником твоего отца?
– Нет. То есть мы с Лару всегда были близки, но такое часто бывает с детьми спутников.
– А твой отец? Или еще кто-то из Племени?
– Нет. Спутники бывают очень близки с другими людьми. Я, например, особенно люблю Кэмми. Он славный малыш, очень дружелюбный. Мы с Дэвисом друзья, так что неудивительно, что и с Кэмми мы тоже близки. Но я никогда не чувствовал его эмоций. Почем ты спрашиваешь? – Ник бросил на нее озадаченный взгляд.
– Сегодня, когда вы с Джексомом привели Мэйсона и собаки с Баст окружили меня, я их чувствовала. Как Ригеля, только не так отчетливо. Но чувствовала. Вообще говоря, это было довольно интересно. Баст гораздо спокойнее, чем я себе представляла. Она напомнила мне прикосновение лунной силы – прохладное, мощное и очень женственное.
Ник резко остановился и повернлся к ней.
– Лару! – позвал он, и овчарка, бежавшая в нескольких ярдах впереди на случай атаки волкопауков, бросилась к нему. Ник опустился рядом с Лару на корточки. – Ты можешь послать Мари какое-нибудь чувство?
Лару завилял хвостом, и Мари затопило счастье.
Она захихикала.
– Очень мило с твоей стороны, Лару! Спасибо.
Ник уставился на нее.
– Ты тоже это почувствовала?
– Конечно. Счастье. Лару такая душка!
Ник перевел взгляд с Мари на Лару и наконец выпалил:
– Почему мы только сейчас узнаем, что Мари может улавливать эмоции всех спутников?
Лару дважды отрывисто гавкнул. Ник и Мари заговорили одновременно:
– Потому что раньше никто не спрашивал!
Мари снова рассмеялась, и Ник сжал ее в объятиях и быстро, страстно поцеловал.
– Ты невероятна.
– Спасибо за комплимент, Николас.
– Насколько мне известно – а в Древесном Племени все учат историю, хотят они того или нет, – в истории Племени не было ни единого случая, когда Псобрат мог воспринимать чувства чужих собак – не говоря уже о кошке.
– Ха. Хорошо, что я не знала этого раньше. Тогда я бы, наверное, так поразилась, что не смогла бы призвать луну.
– Сомневаюсь. Я думаю, что ты, если захочешь, способна на все.
Ник взял ее за руку, и на Мари нахлынуло такое счастье, что до самой норы ей казалось, что ее ноги едва касаются земли.
* * *
– Ник! Что ты здесь сделал?
Мари замерла на пороге. Она ожидала, что ее дом будет выглядеть иначе. В последние несколько дней они без конца курсировали между ее домом и родильной норой с лекарствами, кухонными принадлежностями, одеждой и съестными припасами, пока в норе не осталось только то, что могло пригодиться им в последнюю ночь. Но вот чего она не ожидала, так это что внутри ее ждет чудесный мир цветов и ароматов.
Ник подвесил к потолку пучки ароматной лаванды и расставил по грубым деревянным вазам цветы: ослепительно яркие букеты травянки, белоснежный ифейон с водопадом роскошных соцветий на изумрудных стебельках, благоухающие оранжевые лилейники, великолепные фиолетовые и желтые ирисы, которые так трудно найти, и повсюду – пахнущие медом букеты незабудок.
Мари подошла к букету голубых цветов. Дрожащей рукой коснулась бархатистых лепестков, вдыхая знакомый медвяный аромат.
– Тебе нравится?
Мари повернула к Нику мокрое от слез лицо.
– Очень.
– Тогда не плачь! – Он притянул ее к себе. – Я хотел тебя порадовать, а не довести до слез.
– Это слезы радости – по большей части. Ты знал, что эти цветы называются незабудки?
– Нет, но я решил, что они тебе понравятся, потому что меня привел к ним Ригель. Они растут на маленькой полянке над твоей норой, вокруг того красивого изображения Богини. Но ты и так это знаешь.
– Это были любимые цветы моей мамы. Они никогда там не росли, пока я не похоронила ее рядом с Богиней; тогда поляна вдруг вся зацвела. – Мари всхлипнула и вытерла глаза. – Великая Богиня любила маму. Думаю, так она показала мне это – хотя я и без того об этом знала.
Тут Мари заметила, что в центре ее стола для рисования что-то стоит. Она подошла к столу и, подобрав маленькую фигурку, воскликнула:
– О Ник! Какая красота!
Она повертела фигурку в руках, разглядывая изящные линии и ее непривычную красоту.
– Это новая версия лошади, которую ты просила, получше, – сказал он. – Я тайком работал над ней несколько дней.
– Детали просто поражают!
– Мама часто рисовала их, так что я интересовался ими с самого детства.
– А она говорила то же, что Антрес? Что они так велики, что на них можно ездить верхом?
– Ага.
– Сложно в это поверить.
– Скоро мы увидим их собственными глазами, – сказал он. – Ну разве не здорово?
– Не то слово! – Мари вернула фигурку на стол и повернулась к Нику. – Завтра ты уходишь.
Она не спрашивала, но он все равно ответил:
– Да. Как только помогу тебе отнести оставшиеся вещи к родильной норе. Я ведь не знал, вдруг в следующие две ночи ты захочешь остаться здесь.
Мари ответила не сразу, потому что первым ее порывом было сказать: «Конечно, я останусь здесь. Это мой дом». Но чем дольше она об этом думала, тем острее сознавала, что в эти последние ночи должна быть со своей Стаей. Им нужны будут все их Жрицы Луны – а они будут нужны ей. Ночевать здесь будет слишком тоскливо – особенно если Ник задержится и они с Ригелем останутся одни.
– Сегодня я ночую здесь в последний раз. С тобой, Лару и Ригелем. Завтра, когда ты уйдешь, я тоже уйду. Я вернусь к Стае и буду ждать тебя у родильной норы. Так будет лучше. Жрицам Луны давно пора прекращать прятаться от своего народа.
– Я рад, что ты это сказала. – Ник обнял ее. – Мне и думать не хотелось, как вы с Ригелем будете ночевать здесь одни.
– Уходить и без того будет тяжело. Я не хочу оставаться одна. Я была одна слишком долго, – сказала Мари. Она взяла Ника за руки и посмотрела в его любящие глаза цвета мха. – Николас, ты отведешь меня в постель?
– Конечно! Ты, должно быть, устала после… – Он осекся, когда до него дошел смысл ее застенчивой улыбки и ожидания в ее глазах. – О! О-о-о! Жуки и пауки, конечно, я отведу тебя в постель! То есть… Зараза! Не очень-то романтично получилось.
