– Ну нет. – Воин медленно, с большим трудом повернулся лицом к Тадеусу. Он указал на старика, который лежал без чувств на подстилке неподалеку. – Отец умирает. Я уже потерял мать. Я сделаю все что угодно, чтобы спасти свою семью – даже пойду за тобой, Тадеус!
Тадеус злобно прищурился на Воина, но, прежде чем он смог ответить, голос подали еще несколько Псобратьев.
– Если есть хоть малейший шанс, что она нас вылечит, не трогай ее! – прохрипел другой Псобрат.
– Пусть землерылиха нас вылечит!
– Дай ей шанс!
– Хорошо! – рявкнул Тадеус, перекрикивая толпу. Его полный ненависти взгляд обратился на Мари. – Давай. Вылечи их.
– Сначала отпусти Ника.
Тадеус рассмеялся.
– А когда я его отпущу – что тогда? Что если ты не можешь никого вылечить? Нет. Не бывать этому!
– Надо было выразиться яснее. Развяжи Ника. Пусть он подойдет ко мне. Тогда я вылечу любого, кто хочет избавиться от болезни. Лишь когда я это сделаю, мы с Ником уйдем.
В глазах Тадеуса сверкнул победный огонек.
– Почему бы и нет? Уверен, у тебя не получится. А когда мы в этом убедимся, мы подвесим тебя рядом с любовничком и вернемся к учебной стрельбе. Эмма! – крикнул он, обращаясь к кому-то на платформе, где стоял Ник, – развяжи Ника. Пока.
Молодая женщина явно была больна и двигалась медленно, словно каждое движение причиняло ей боль. Она подошла к Нику и перерезала веревки у него на запястьях, чтобы он смог ослабить петлю и вытащить голову. С грацией, при виде которой у Мари немного отлегло от сердца, Ник нагнулся, чтобы подобрать свою сумку, но тут по поляне разнесся враждебный голос Маэвы.
– Нет! В этой сумке – похищенные детеныши священного папоротника! Не дайте ему их забрать!
Мари накинулась на женщину.
– Если Ник не возьмет растения, я не стану вас лечить. Никогда. И дело с концом.
– Пусть берет. Эта дрянь все равно не сможет никого вылечить, так что никто никуда и не пойдет.
Маэва начала что-то говорить, но Тадеус уже отвернулся и, казалось, полностью забыл о ней.
Ник перекинул сумку через кровоточащее плечо и поспешно направился к Мари.
Ей хотелось броситься ему в объятия и зарыдать от облегчения. Но еще рано. Они все еще в опасности.
Он остановился перед ней и наклонился, чтобы поприветствовать Лару. Когда Ник выпрямился, их глаза встретились.
– Они сильно тебя ранили? – спросила она.
– Царапины.
– Я заставлю их заплатить за каждую из них.
– Люблю, когда ты читаешь мои мысли.
– Довольно! – Они повернулись и обнаружили, что Тадеус и его люди наставили на них арбалеты. – Давай, лечи! Мне все равно, что думают остальные, – я с радостью избавлюсь от тебя!
Краем глаза Мари заметила, как взгляд Ника метнулся к небу, все еще румяному от заката.
– Помни, – произнесла она слова, которые слышала от мамы, – зримая или незримая, луна всегда здесь. – Она возвысила голос: – Все, кто хочет смыть с себя охватившую Племя болезнь! Склоните головы и положите руки на сердца.
– Подожди! А как же те, кто без сознания, как мой отец? – спросил юный Воин, которого называли Ренардом.
Мари посмотрела на него и нашла ответ в сострадании.
– Я потеряла обоих родителей, – сказала она Воину, зная, что ее слышат по всей поляне. – Я не оставлю тех, кто болен настолько, что не в состоянии принять омовение, хотя я не сомневаюсь, что кое-кто в Племени рад своей болезни. Я обращаюсь к этим людям.
– Некоторые из нас не больны! Мы лучше, сильнее, быстрее! – словно защищаясь, выкрикнул Тадеус.
– Неужели? – Настала очередь Мари холодно засмеяться. – Как по мне, ты очень болен, Тадеус. Но поскольку ты и твои люди не желаете исправлять то, что сотворили с собой сами, я не стану вас лечить. Пусть те, кто верен Тадеусу, подойдут к нему, и лунная магия вас не коснется.
Четверо мужчин, собаки которых страдали от ран на животах, быстро заняли место у Тадеуса за спиной. Затем, гораздо медленнее, к нему присоединились несколько больных Охотников, все еще кашляющих и слабых. Воины вместе с овчарками, которые неуверенно жались к ногам своих спутников, тоже потянулись к Тадеусу, пока Ник не насчитал рядом с Охотником примерно пять десятков человек и почти столько же собак.
Мари кивнула.
– Да будет так. То, что случится с тобой и твоими людьми, которые выбрали гнев и ненависть, будет на твоей совести, Тадеус. Не на моей.
Мари отступила от Ника на шаг. Сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. И потянулась из глубины своей души к луне. Она повернулась на северо-восток – самую темную часть сумеречного неба – и подняла руки.
На беспокойство не было времени. Не было времени на сожаление, что она знает меньше, чем хотелось бы, – что она не так сильна, как могла бы быть. Всем своим я она сосредоточилась на луне и начала читать заклинание призыва:
Я Жрица Лунная и буду ей всегда!
Перед тобой стою, к тебе взываю я.
О Мать-Земля, услышь меня в ночи
И тех, кто этого желает, исцели!
Мари не нужно было проверять руки, чтобы знать, что все ее тело начало источать холодный серебряный свет луны. Изумленные лица Псобратьев и испуганные вскрики сказали ей о том, что она знала и так – что луна, все еще скрытая от их глаз, ее нашла.
Мне в дар от предков связь с тобой дана.
Я с благодарностью приму твой свет, Луна!
Мысленно Мари нарисовала очень простую картину. Она представила поляну с платформой для медитаций и больное, умирающее Племя на ней. Потом представила гигантский пузырь вроде тех, что образовывала пена у водопада, вокруг Тадеуса и преданных ему людей, включая Маэву, которая поднялась на ноги и присоединилась к ним в их ненависти. Затем она нарисовала на небе масляную полную луну. От нее на землю серебристым потоком полилась жидкая сила. Поток обрушился на Мари и хлынул на платформу для медитаций из ее раскрытых ладоней, окутывая всех, кто находился вне пузыря Тадеуса.
Серебристый свет нескончаемым потоком вливался в Мари и через нее омывал Племя. Мари стиснула зубы, чтобы те не стучали. Колени ослабли, но она не позволяла себе разорвать связь. Я проводник целебной силы. Магия течет через меня. Через меня – и в Племя. Я проводник целебной силы. Магия течет через меня. Через меня – и в Племя…
Она твердила про себя эти слова снова и снова, пока не почувствовала на плече сильную руку Ника и не услышала его голос:
– Хватит, Мари. У тебя получилось. Племя исцелилось!
Мари, судорожно вздохнув, отпустила картинку, которую крепко удерживала в голове, и серебристый свет потух, как факел, который окунули в воду. Она захлопала глазами и огляделась.