Катерина глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться:
– А почему все трое мужчины?
– Женщины умирают во время операции в девяноста пяти процентах случаев.
Двери раздвинулись и в кабинет въехала тележка с едой. Есть не хотелось, да и на местную кухню Катерина смотрела скорее как на экзотику, чем на настоящую еду.
Лейкоцит пододвинул Кате стул, расставил перед ней судки и позаботился разлить по чашкам густой горячий напиток зеленого цвета.
– Приятного аппетита, да! – он принялся за еду: отрезал кусочек синего желе и положил его в рот, медленно разжевывая. – Синтетическое мясо, таково в Иркутске нет! Симфония вкуса! Почему вы не едите?
– Простите, не могу отойти от увиденного. Но если вы не хотите есть в одиночку… – Катерина брезгливо отломила вилкой желе, поднесла его к носу и поморщилась. – Непривычный запах… Все местные едят это?
– Все, чей рейтинг выше четырехсот десяти, и у кого достаточно денег.
– У нас в Иркутске все ели одинаковую еду, – Катерина рассматривала рыхлые волокна синтетического мяса, оттягивая время.
– У вас в Иркутске другая ситуация. Но поймите, мы ведь не по своей воле такие. Мы все хотим жить, да! Но каждый вкладывает в это понятие свое. Если люди не будут стремиться поддерживать свой рейтинг или заработать побольше, не будет вообще никакого стресса! Их жизнь станет бессмысленной. Взгляните на Саппоро, когда-то этот величественный город диктовал свои условия Агломерации, да! Но с отменой денег и рейтингов они стали промышленным придатком. За счет автоматизации их производство и сейчас крепче нашего, но город вымирает и деградирует! Люди там не выполняют, простите за грубость, репродуктивную функцию, да!
Катерина отважилась съесть кусочек желе. На вкус соленое и сочное, волокна приятно жевались, растворяясь на языке.
– Весьма неплохо, – только и сказала она.
Катерина молчала, пока не опустошила свою тарелку и не приступила к зеленому напитку, оказавшемуся терпким, с благородной горьковатой ноткой.
Разговор с Лейкоцитом заставил ее по-новому взглянуть на город. Возможно, ей, Аркусу, Даре и Никите нужно заслужить место в Южно-Сахалинске.
– Знаете, – она обратила на себя внимание Лейкоцита. – Я хочу стать вашей преемницей. Но только после того, обещаете наладить производство Мороза-Два.
– Вы не понимаете, на что идете. Женская смертность после опе…
– Я прекрасно понимаю! – перебила Катя. – У меня крепкое здоровье, если нужно, готова пройти любые тесты. Вся моя жизнь – это Мороз и те немногие люди, кто остались со мной. Даже в случае успеха миссии мы будем жить в подгорных городах, пока не восстановится плодородный слой почвы и уровень кислорода в атмосфере. На это может уйти до десяти лет, по нашим оценкам. Я готова заменить вас на этот срок. Только гарантируйте жизнь Даре, Аркусу и Никите и дайте им возможность работать.
– На счет Дары и Аркуса вопрос не стоит. Они ценные специалисты. Но вот Никита… Дело в том, что он так же, как и вы, вызвался заменить меня. Не сочтите за слабость, мы согласились на это от отчаяния. Произошло отторжение, и Никита…
Катерина выронила чашку, и та со звоном разбилась. Несколько секунд она не могла унять дрожь в руках. Лейкоцит понимающе молчал.
– Это ничего не меняет, – Катя встала из-за стола. – Жду вашего ответа. И спасибо за еду.
***
Выделенная Аркусу лаборатория не поражала ни оснащенностью, ни своими размерами и, судя по сколам на плитке и пустым прорехам между стеллажами, ее в спешке освобождали специально для "работы" над Морозом. В будущем обещали выдать из хранилища в Департаменте Безопасности одну из копий Мороза-Два вместе со всей нужной аппаратурой. Лаборатория выглядела пустой, зато на освещение здесь не скупились: во всем помещении ни намека на тень.
Впервые Аркус попробовал себя в роли учителя и за пять часов успел устать от этой профессии.
– Так в первой версии Мороза поряризатор и изручаетрь связаны через нервную систему носитеря? – поднял руку один из двадцати стажеров. Они сидели в три ряда перед "учителем", занося записи в медиакаты.
– Нервная система пропускает излучение Жидкова через себя и посылает импульс излучателю. Человек в нашем случае – проводник, который перекодирует сигнал так, чтобы излучатель мог его правильно считать. Подробности можете узнать в первой главе монографии.
Не успел Аркус замолчать, другой "ученик" поднял руку:
– При всех достоинствах Мороза-Два неясно, зачем вообще его первая версия с перчаткой? Она может навредить черовеку! Это неправирьно!
Поднялся ропот. Сидящие обеспокоенно обсуждали этический аспект потенциального вреда живому существу.
– Вторая версия не нуждается в носителе, это так, – Аркус выждал, пока не стало тихо. – Но Мороз-Два не способен генерировать нужный спектр излучения, чтобы стимулировать восстановление плодородного слоя почвы… – волна боли вновь пробежала от головы до кончиков пальцев. Он принялся растирать виски, но помогло это мало. – Перерыв десять минут, я устал!
Стажеры разошелся парами и тройками, некоторые остались сидеть в одиночестве.
– Общительности им не занимать, – поражался Аркус, потягивая холодную воду из стакана. Пускай и временное гражданство выдали, и завлабом назначили, но домом Южно-Сахалинск ему не станет никогда. Тоску могли бы скрасить Дара Катя или Никита, но от них ни одной вести почти два дня.
В соседнем помещении щелкнули двери, и звякнул металлодетектор.
– Аркус! – Дара ворвалась лабораторию и прыжками побежала к нему через всю общую комнату. Он обнял ее за талию и мягко коснулся ее губ своими. Кончики ее пальцев чуть дрожали на его плечах, а ее глаза, большие и влажные, полны нежности. – Колючий…
Он еще раз поцеловал ее.
В Иркутске их бы давно пристыдили, но двадцать человек лабораторного персонала не обращали на детские игры никакого внимания.
– Колючий, зато живой, – Аркус еще раз потерся щетиной о нежную щечку Дары. Она пыталась высвободиться, но делала это так неохотно, что подставлялась под еще больший удар. Затем вдруг Дара встрепенулась, и начала оглядывать Аркуса с боков и со спины.
– Не бойся, подрасти за два дня не успел, – он пытался притянуть ее обратно, но она не давалась.
– Тебе нужна помощь! Все в порядке? – Дара вся вытянулась от напряжения.
– В поря-ядке! – Аркус в последний раз попытался схватить ее, но получил по рукам. – Не считая факта, что вчера после не очень приятного допроса у Лейкоцита меня бросили в камеру. Не успел я уснуть, как меня повели в… "бьёин", как назвали его местные. Ну, как можно было так извратить слово "медблок"? Там нас с Никитой посадили в соседние палаты, отделенные глухими стеклянными стенами. До самой ночи вокруг кружили врачи: брали пробы крови, надевали что-то на голову, замеряли пульс. Зачем это, мы не поняли, да и процедура не очень приятная. Затем меня отвели в камеру и подали еду. Признаю, местная кухня хороша… После еды я отоспался за все три дня. Подумать только, столько всего произошло, но я спокоен.
