Уже отмывая маячки от крови, Аркус не мог отделаться от чувства, что совершил ошибку:
– Думаешь, мы правильно поступили?
– Да, – без сомнений ответила Дара.
– Тогда возьми его и всегда носи с собой, чтобы Лейкоцит ничего не заподозрил, – он отдал ей маячок. – В раздевалке найдешь чистую одежду. Как только переоденешься, беги искать квартиру по адресу, что дал Лейкоцит. Не думаю, что это хоромы, но нам их и не надо.
– А ты?
– У меня есть дело, – Аркус нащупал в кармане карту записей, что передал ему Толиман. – Сам справлюсь, так что не хочу тебя задерживать. Теперь иди! – Аркус дал понять, что возражения не принимаются.
– Жду тебя.
Едва Дара вышла, Аркус принялся искать что-нибудь, что бы считало карту записей. Неприметные глянцевые плитки метр на метр, висящие на потолке, оказались местными аналогами графстолов. Аббревиатура ГВП, как гласила расшифровка на самих же плитках, – это сокращение от "графической вычислительной панели". Управление не сильно отличалось от графстолов: изображение так же реагировало на движения рук пользователя. Следуя инструкциям ВГП, Аркус положил карту записей на угол стола; плитка считала ее на расстоянии.
Внутри единственный безымянный файл.
В лаборатории подозрительно тихо; из звуков только шелест вентиляции. На всякий случай Аркус проверил, не притаились ли за дверью солдаты с пугающими черными экранами на лицах, обшарил все углы общей комнаты – ни одной камеры.
– Что же от тебя ждать, Толиман? – Аркус нерешительно открыл файл. – Всего лишь письмо?
Прочитав первую строчку, он нервно рассмеялся, а после второй стало страшно.
"Передавай привет Лейкоциту.
Скажи ему, что мы скоро увидимся, пусть готовит старших сестер.
Как тебе Города-Близнецы? Только волки могут править овцами, как говорили до ледяного апокалипсиса. Южно-Сахалинск особенно радует меня волками, а вот овцы измельчали. Мой прадед когда-то жил в Сахалинске перед тем, как переехать в Охотск. Он умер, когда мне было десять, но до самой смерти твердил мне, что упустил свой шанс стать волком. После его смерти мне досталась книга на синтетической бумаге, написанная им же. "Краткая история общества начала двадцать второго века", помнишь такую?
После нее мне стало тошно жить, но ведь не просто так дед завещал мне книжонку?! Вскоре я нашел ответ. Мой дед прадед – настоящий историк, и был историком везде, даже в своем дневнике. Как много я узнал! Представляешь, в конце двадцать первого века случился катаклизм, благодаря которому мы сегодня живем! Ты знал об этом? Я нет!
Источником топлива тогда были углеводороды, и они кончились! Последние месторождения на планете выработались, и начался затяжной кризис. Пока ученые искали дешевую замену нефти и газу, природа выравнивала на весах число людей и их ресурсы: из одиннадцати миллиардов населения осталось десять. Заменой углеводородам стало водородное топливо. На нем и держатся наши города до сих пор.
И знаешь, что я понял из записей в дневнике деда? Что люди не начнут меняться, пока их не зажмут в угол! Но даже если я просто растоплю льды, что за люди заселят землю? Нежизнеспособные тряпки, как в Городах-Близнецах? Катаклизм в конце двадцать первого века изменил и спас нас. И я тоже хочу спасти.
К двадцати трем годам я возглавил проект Скворец. Я сделал все точно так же, как в твоем Морозе. Та же глупая перчатка, не поверишь! Вот только поляризатор пришлось вживлять напрямую в головной мозг. Я вызвался добровольцем. Месяц восстановления после операции, затем неудача на первом же опыте: поляризатор вышел из строя, облучил меня и всех вокруг на три жизни вперед. После первой неудачи я прозрел и понял, чему меня учил прадед. Пока мы разрабатывали вторую версию Скворца, от излучения умерли десять человек из нашего коллектива. До первых испытаний дожила половина. (Кстати, у тебя уже начались головные боли?) Вместо нервной системы мы сделали проводником Ядро Охотска, и вторая версия еще как заработала!
Перед началом эксперимента мы пустили по городу видеосообщение, где сказали, что скоро будем жить на поверхности. Тогда и вскрылась фатальная ошибка наших городов – искусственные управляющие запрограммированы консервировать нас в горах до самой смерти. Меня и весь город в одну секунду лишили гражданства! В больницах и жилых комплексах обрубили электричество, компьютеры в городе перестали подчиняться людям. Дошло до смешного – встали лифты!
Но наш ответ был скорым.
Пожрав вычислительную мощность Ядра, Скворец выдал столько излучения, что начался ад. После первого толчка я едва успел надеть скафандр. После второго гору разнесло на части! В несколько секунд кислород улетучился сквозь трещины. Те, кто успел надеть кислородные маски, умерли в пожарах. Из-за Скворца большая часть приборов в городе, включая Ядро, перегорела, а я получил очередную дозу излучения.
Да, с теплом вспоминаю тот день! Вокруг Охотска на километры ни одной снежинки, и так тепло, хоть скафандр снимай! Меня спасла экспедиция из Станового Хребта. Радости не было предела, когда я узнал, что все метеостанции в мире отметили потепление на десять градусов!
Повтор эксперимента на новом месте был вопросом времени. И опять меня спасла экспедиция. За Становым Хребтом последовал Пекин, а оттуда прямиков в Нью-Дзин:
Там военные подозревали и следили за мной. Когда все началось, Айген даже выдал приказ уничтожить персонал лаборатории и все разработки. Мне пришлось сражаться за жизнь, но в итоге я остался самым сильным волком среди мертвых овец.
Но в Иркутске произошло то, чего в моих планах не было! Ты, слишком похожий на меня, но неиспорченный и чистый, с наивной верой в людей.
И я впервые начал сожалеть. Не мог спать, думая, что среди тех сотен тысяч погибших могли затеряться те, кто не обмяк и не отупел, но просто пошел не по тому пути, что я.
Отныне мой враг – это искусственные управляющие по всему миру.
Первая цель – Лейкоцит и его сестры. Надеюсь, ты поможешь мне.
Жди в гости.
P.S. Прости за смерть Яна. Он слишком рано понял мой план, но не поверил, когда я рассказал про Киру".
Аркус спешно закрыл файл, разломал карту записей, раскидал ее кусочки по лаборатории, и прислушался – пока тихо.
– Ты не сделал ничего плохого, – успокаивал он себя, открывая в раздевалке шкаф за шкафом, но чистой одежды ни в одном не нашлось. Идти в залитой кровью белой водолазке значит выдать себя. – А что если…
Он придирчиво осмотрел свое отражение. Темно-красное пятно во всю спину с большой натяжкой сошло бы за принт.
Прозвенел металлодетектор.
Но Аркус точно не слышал щелчка входной двери перед этим. Кто-то прокрался внутрь, но выдал себя глупой неосторожностью. Мужская раздевалка располагалась в трех метрах от выхода и полностью просматривалась, если встать на пороге общей комнаты. Аркус застыл на месте. Он чувствовал за стеной чужое присутствие и шаги, едва различимые на фоне шума вентиляции. Зеркальные дверцы шкафчиков, небрежно оставленные открытыми, выдавали укрытие Аркуса.
