— Вы никого не видели в другом здании?
— Нет, никого. Во дворе встретила Сережу Носова. Он
куда-то торопился. Больше никого не видела.
— Вы давно работаете в техническом отделе?
— Полтора года, — ответила Оля, — сразу после
окончания института. — Хохлова пришла позже?
— Да, позже. Примерно восемь месяцев назад.
— Две красивые молодые женщины в одном отделе, —
задумчиво сказал Дронго. — И вы относились друг к другу нормально?
— Да, нормально, — с явным вызовом повторила
Ольга, — у нас вообще в коллективе были нормальные отношения. И сейчас
нормальные.
— Я не хотел вас обидеть, не нужно так эмоционально
реагировать. Вы ведь сидели в одной комнате?
— Не хотели, а задаете такие вопросы, — вдруг с
некоторым надрывом произнесла она. — Весь институт за мной ходит и
смотрит, как будто это я ее убила. А мы с ней вообще ни разу не поспорили, ни
разу даже не поругались.
— А почему вы должны были ругаться? — вставил
Дронго.
— Не почему, — зло ответила Оля, — просто все
считали, что мы не любим друг друга.
— А вы ее любили?
— Я относилась к ней обычно. Я же вам сказала —
о-быч-но.
— Кто, по-вашему, мог совершить убийство? — Его
вопросы заставляли девушку вздрагивать.
— Н-не знаю, — чуть запинаясь, произнесла
она, — я действительно не знаю, — торопливо добавила Ольга, — но
это не Пашка. Точно не он.
— Почему не он?
— Добрый он был, мягкий. Сейчас говорят, что его за
грабеж судили, а я в это тоже не верю. И жену его я видела. Хорошая семья…
— Хорошая семья — это не оправдание. Больше ничего в
тот вечер не было?
— Нет. Меня об этом несколько раз спрашивали.
— Ясно. А какие у вас отношения с Еленой Витальевной?
— Рабочие, — ответила она, не употребив на этот раз
свое словечко «нормальные».
— Рабочие? — переспросил Дронго. — А почему
не нормальные?
— Это вы у нее спросите, — с сарказмом заметила
девушка. — Она, по-моему, вообще женоненавистница. Синий чулок, они все
такие.
— Вас не учили, что нельзя так говорить о старших?
— Учили, — с вызовом бросила она, — но я все
равно говорю. Елена Витальевна хороший ученый, и это все знают. Но она не
сумела устроить своей личной судьбы и считает, что в этом виноваты все
окружающие ее женщины. Поэтому они нас так и ненавидят.
— Давайте по порядку, — усмехнулся Дронго. —
Кто «они» и кого «нас»?
— Нас всех, — не смутилась она, — и меня, и,
всех наших девочек. — То есть вы угнетенная часть женского коллектива?
— Пусть только попробуют нас угнетать. — Оля
закинула ногу на ногу. Когда дело касалось женской свободы, она садилась на
своего конька;
— А кто именно вас угнетает? Одна Елена Витальевна? Но
вы сказали «они».
— Есть тут разные деятели, — не ответила на вопрос
Оля, — каждая считает себя Эйнштейном и Афродитой в одном лице.
— А вы не считаете?
— Нет, не считаю. По-моему, любой женщине прежде всего
нужно определять свою личную судьбу. Думать о своей жизни, а не о позитронах.
— Ну, это спорный вопрос.
— А по-моему, все ясно. И когда женщина нормально
устроиться не может и рядом нет порядочного мужчины, она начинает разную фигню
придумывать, говорить о своей любви к науке. Или еще хуже, посадит рядом мужика
и сидит, как собака на сене, считая, что он только ей принадлежит.
— У вас стройная теория разработана, — заметил
Дронго. — Значит, отношения с Моисеевой у вас не сложились?
— Нет, не сложились. Я ей в тот вечер объясняла, что
листок все равно высохнет. А она меня заставила все перепечатать. Ну как можно
быть такой занудой?
— У меня еще один вопрос. Что вы думаете о сотрудниках
вашего отдела? Вы могли бы их охарактеризовать?
— Всех?
— Всех не нужно. Тех, кто был в тот вечер в
лаборатории. Зинков, Шенько, Коренев, Алексанян.
— Нормальные ребята, без комплексов. Кто именно вас
интересует?
— Все четверо.
— Алексанян немного зануда, но добросовестный и
пунктуальный. Шенько работает здесь, по-моему, еще с доисторических времен,
говорят, пришел сюда сразу после окончания института и двадцать пять лет
протрубил в нашем отделе. Вот это кадр. Какой характер нужно иметь, чтобы двадцать
пять лет ходить на работу в одно и то же место.
— А Зинков?
— Что Зинков? Хороший ученый, говорят, будет со
временем директором института. Ученик моего дяди. — Вы знакомы с его
супругой? — Имела удовольствие, — сухо сообщила Оля. — Она
работает начальником другого отдела.
— У вас еще работает Коренев?
— Сашенька потрясающий мальчик, — оживилась
Оля, — тихий и застенчивый. Таких сейчас уже нет. Он даже краснеет, когда
со мной разговаривает. Честное слово, мне иногда хочется его совратить.
По-моему, он еще девственник.
— Вам не говорили, что у вас злой язычок?
— Все время говорят. Но я к этому привыкла. В кабинет
вошел Сыркин. Он посмотрел на Ольгу, оценил ее ножки, вызывающе поднявшие
мини-юбку. Покачал головой.
— Елена Витальевна права, — сказал он, — нужно
вам запретить появляться на работе в таком виде.
Ольга вскочила, сверкнув глазами.
— Все ко мне придираются, — зло бросила
она. — Вроде я ничего не понимаю. Вот и с Аллой так было. Вы все ее не
любили.
— Ты хоть при посторонних глупости не говори, —
строго заметил Сыркин. — Почему мы ее не любили? Кто тебе сказал? Я к ней
очень хорошо относился.
— Вы ко всем хорошо относитесь, — улыбнулась
Ольга, — я не вас имела в виду.
— Ну тогда тем более нечего языком молоть. Оля
улыбнулась еще шире. Это был человек, который умел радоваться жизни.
— У вас есть еще вопросы? — спросила она у Дронго.
— Нет, — ответил тот, улыбаясь в ответ.
— До свидания. — Оля вышла из кабинета, не
оглядываясь.
— Вот характер, — мрачно констатировал Михаил
Михайлович.
— Что-то случилось? — спросил Дронго, заметив его
подавленность.
— Только что Носов нашел журнал. Еще один. Я уже не
знаю, что делать. Будем обыскивать всех при входе.
— Где нашел?
— У себя в кабинете. Он на первом этаже сидит. Кто-то
вошел к нему в кабинет и бросил журнал на стол. Да просто издеваются над нами!
— Нет, — нахмурился Дронго, — боюсь, что нет.
Кто-то усиленно хочет убедить нас, что в институте появился маньяк.
