— Если Коренев не врет и сам не был убийцей, —
вставил полковник.
— Верно. Но у нас пока нет доказательств того, что он
врет.
— Кто-то из них убийца, — убежденно сказал
Левитин, глядя на Дронго, словно ожидая, что тот начнет возражать. Но тот
молчал. Климов развернул газету. В ней находилась узкая длинная заостренная
пика.
— Что это такое? — удивился Левитин.
— Орудие, которым, возможно, была убита Ольга Финкель. —
Климов поднял пику. — Довольно неприятная штука. Вроде бы приспособленная
специально для убийства.
— Тут могут быть отпечатки пальцев, — прошептал
полковник, глядя на руки Климова, — что вы делаете? Откуда оно у вас?
— Это копия, — пояснил следователь, —
принесла Моисеева. Она сообщила нам, что вчера в техническом отделе пропала
подобная заточка, которая обычно находилась в лаборатории. В техническом отделе
вчера пропал один экземпляр. Его называют почему-то «ручкой».
— Значит, этой заточкой убийца орудовал в
душевой, — Левитин посмотрел на «ручку». — Что ж, теперь у нас есть
хоть что-то определенное. Теперь мы, во всяком случае, точно знаем, что убийцей
был наверняка сотрудник технического отдела.
— А если «ручку» у них стащили? — спросил
Дронго. — О ней могли знать не только сотрудники их отдела. Любой, кто
входил в лабораторию, мог увидеть, чем пользовались сотрудники. Скорее этот
предмет подтверждает, что убийца — сотрудник института, но не обязательно
работник технического отдела.
— У убийцы не было времени, — напомнил
Климов, — может, поэтому он воспользовался первым подходящим предметом.
— А может, он заранее готовился, — возразил
Дронго, — но споры бесполезны. О подобном предмете могли знать многие. В
конечном итоге не так важно, чем именно он убивал. Убийца вполне мог пронести
на территорию института какой-нибудь острый предмет или нож. Это не столь
важно, важнее, почему он убивал. Каковы истинные мотивы его преступления. Если
мы сумеем понять, то наверняка найдем и все прочие разгадки.
— Слишком сложно, — вставил Левитин, —
по-моему, и так все ясно. На территории института действует неуправляемый
психопат. Маньяк. Вполне возможно, что кто-то из сотрудников института
облучился, попав под рентген, или вообще переработал, отчего у него произошел
серьезный сдвиг в психике. Завтра нужно пригласить психиатра и проверить
каждого сотрудника технического отдела. Или, если понадобится, каждого
сотрудника института.
— А если убийца не маньяк? Если все не совсем так, как
нам кажется? — спросил Дронго.
— Это вам кажется, — сказал полковник, сделав
ударение на втором слове, — нам ничего не кажется. У нас есть два убийства
и реальный убийца-маньяк, который почему-то охотится за женщинами. И мы его
обязательно найдем. Без ваших особых методов, аналитических приемов и тому
подобных сложностей. Мы его найдем, даже если для этого понадобится закрыть
институт.
Вернулся в свой кабинет Михаил Михайлович. Несмотря на очень
поздний час, он казался неутомимым. Войдя в кабинет, молча сел на стул у
дверей, ожидая дальнейших указаний.
— Завтра утром мы начнем обстоятельную проверку в
институте, — подвел итог полковник Левитин. — Я думаю, что всем уже
ясно: убийца кто-то из ваших сотрудников.
— Да, — признался Сыркин, — это все
обсуждают. Люди стали бояться друг друга, перестали доверять знакомым. У нас
никто не сможет больше нормально работать. Даже по коридорам будут бояться
ходить в одиночку, пока мы не найдем убийцу. И если вы его быстро не
обнаружите, то можете считать работу нашего института парализованной. Я говорю
серьезно, наверняка с завтрашнего дня большинство наших женщин возьмут
бюллетени, чтобы не приходить на работу, где происходят такие жуткие дела.
— Отпускайте людей, Михаил Михайлович, — взглянул
на часы Климов, — уже совсем поздно. Мы сейчас уезжаем.
Он поднялся, заворачивая в газету «ручку», которую принесла
Моисеева. Уложил в свой неизменный портфель бумаги, диктофон, документы. Мрачно
посмотрел на Дронго.
— Вот так, — сказал он, не обращаясь ни к
кому, — завтра начнем все сначала.
— А как Павел Мовчан? — спросил Сыркин. Левитин
поморщился, отвернулся. Климов взглянул на него, потом на Михаила Михайловича.
— Будем отпускать, — твердо сказал он, — это
была ошибка.
Уже во дворе, когда Дронго прощался со всеми, Климов спросил
у него:
— Что вы обо всем этом думаете?
— Завтра мы найдем убийцу, — твердо сказал Дронго.
— Что? — не поверил Климов.
— Завтра мы его найдем, — повторил Дронго, —
только утром меня не будет. Я поеду к своему знакомому психиатру. Мне нужно
понять некоторые вещи.
— А я думал, вы и так все знаете, —
проиронизировал следователь. — Мне казалось, что вы способны понять ход
мыслей любого убийцы.
— Я способен проанализировать мысли и действия
нормального человека, его логику. Но если прав полковник, то мне будет трудно.
Я еще никогда не пытался вычислить ход мыслей маньяка. И поэтому я приеду
завтра к полудню. До свидания.
Он пожал руку поочередно Климову и Сыркину. Левитин отошел в
сторону, сделав вид, что разговаривает с одним из своих сотрудников, и Дронго
лишь кивнул ему на прощание.
Приехав домой, он долго неподвижно сидел на кухне за столом.
Затем взял лист бумаги и начал писать. Сначала вопросы, которые у него
возникли. Рядом с каждым вопросом он ставил либо ответ, либо прочерк. Вопросов
накопилось много. Он размышлял над ними до четырех часов утра. Затем отправился
спать…
Глава 15
Они были знакомы с профессором Михаилом Федоровичем
Сваневским уже много лет. Но Дронго никогда не позволял себе использовать свои
знакомства в личных целях. Однако сегодня утром он позвонил профессору,
попросив его о встрече. Профессор согласился и пригласил к себе в институт.
Сваневский был не просто заведующим кафедрой с многолетним стажем работы, но и
крупным специалистом в области психиатрии, признанным во всем мире. Несмотря на
свой возраст, ему шел уже восьмой десяток, он был в хорошей форме и даже
умудрялся бегать по утрам положенные пять километров.
Дронго приехал к профессору в десять часов утра и в течение
получаса обстоятельно и подробно рассказывал об убийствах, произошедших в институте.
Михаил Федорович слушал внимательно, не перебивая собеседника.
— Понимаете, профессор, я никогда не сталкивался с
подобными преступлениями, с подобными странностями, — закончил наконец
Дронго. — В общих чертах я могу попытаться представить себе, что именно
может чувствовать маньяк, решившийся на подобные преступления. Но меня
интересует целый комплекс специфических вопросов, на которые я хотел бы
получить вашу консультацию. Что вы обо всем этом думаете?
— Судя по вашему рассказу, вполне вероятно, что
действует маньяк, который получает сексуальное удовольствие от насилия в
отношении женщин. Другое дело, что рядом с трупами должны быть обязательно
следы спермы. Меня несколько настораживает тот факт, что первое убийство он
начал с удара в спину. Если это настоящий маньяк, то он должен получать
удовольствие от самого процесса мучений, от самого вида жертвы. Они обычно не
бьют в спину. Им нужно видеть глаза жертвы, ее страх, чтобы получить настоящее
удовольствие.
