«Поэтому он так ликует, — понял Дронго. — Чем
больше высокопоставленных начальников будет на территории института, тем легче
уйти от персональной ответственности за случившееся».
— У вас сегодня есть новые планы? — оживленно
осведомился Левитин.
— Кое-какие. Я говорил с психиатром.
— Мы вызвали врачей на завтра. С каждым из
подозреваемых будут беседовать отдельно. Наши врачи считают, что это может быть
только мужчина, поэтому женщин мы исключили.
— А если это не маньяк? — упрямо произнес Дронго.
— Не нужно, — нахмурился Левитин, — не нужно
так говорить. Получается, что вы знаете все, а мы ничего. Я думаю, врачи сами
разберутся, кто из подозреваемых является маньяком.
Дронго понял, что переспорить полковника все равно не
удастся. Тот будет стоять на своем.
— Климова нельзя вызвать? — спросил он.
— Конечно, нельзя, — подмигнул Левитин, — там
столько людей понаехало. Они считают, что сами раскроют преступление. Вообще,
вам лучше отсюда уехать..
— Это пожелание или указание?
— Это совет, — поморщился Левитин. — Вечно вы
обижаетесь.
— Уже нет, — быстро ответил Дронго, — уже
почти не обижаюсь. И собираюсь не только не последовать вашему совету, но,
напротив, постараться найти убийцу.
— Не смешите людей, — нахмурился Левитин, —
за три дня вы найдете убийцу, которого мы ищем три месяца? Это невозможно. И вы
сами все отлично понимаете. У каждого блефа есть свои пределы. Когда игра
кончается и вы явно проигрываете, нужно выходить из игры, а не поднимать
ставки. Все остальные игроки знают, что ваша карта бита, что у вас на руках
«пустышка». Поэтому не старайтесь выглядеть умнее, чем вы есть на самом деле.
— Обязательно учту ваш совет, — улыбнулся
Дронго, — и тем не менее я остаюсь.
— Как вам угодно, — сухо сказал Левитин и,
повернувшись, вошел в приемную.
— Вы действительно хотите остаться? — уточнил
Сыркин.
— Обязательно останусь. Для начала я не стану вам
мешать. Представляю, как вас задергали. Где Носов? Я лучше с ним поговорю.
— Он сидит в моем кабинете. Помогает мне вызывать
людей.
— Идите в приемную, у вас сегодня много дел, а я с ним
пообщаюсь, — сказал Дронго, направляясь к кабинету Михаила Михайловича.
В кабинете Сыркина его помощник, сидя на стуле,
приставленном к столу, ожидал звонков по внутреннему телефону. Увидев вошедшего
Дронго, он вскочил.
— Сиди, сиди, — махнул рукой Дронго, — не
нужно вставать.
— Сегодня с утра столько разных начальников
понаехало, — сообщил Носов.
— Я знаю. Давно хотел с тобой обстоятельно поговорить.
Ведь ты вчера нашел убитую. Когда ты вошел, она лежала на полу. Ты ее не
трогал?
— Нет, не трогал, — удивился Носов, — она
ведь убитая была, я побоялся ее трогать. На мертвецов я насмотрелся, знаю, как
они выглядят.
— И ты сразу позвал уборщицу?
— Я ей закричал, а когда она ко мне подошла, я сам
побежал наверх, чтобы рассказать о случившемся. А она стояла, охраняла вход в
душевую.
— Но халата ты там не видел?
— Нет, никакого халата не видел. И, конечно, не знал,
кто там еще был до меня.
— А где висят у вас халаты?
— В подсобке, в подвале. О них все знают. У каждой
уборщицы свой халат. Самый большой у Сойкиной.
— Там дверь бывает открыта?
— Нет, закрыта на ключ. А ключ есть у двоих — старшей
уборщицы и у меня.
— Где твой ключ?
— У меня.
— А остальные?
— Вчера проверили. Оба ключа в порядке. И третий у
меня.
— Но ведь кто-то взял халат? — настаивал Дронго.
— Так дверь открыта бывает по вечерам. Уборщицы
открывают дверь и потом ее уже не закрывают, пока не закончат уборку. Туда ведь
спускаются все за ведрами, вениками, халатами.
— И все в институте об этом знают?
— Думаю, что да, знают все. Никакого секрета нет.
— Ты во время первого убийства тоже был в институте.
Так вот, погибшая Ольга сказала мне, что видела тебя во дворе. А Михаил
Михайлович утверждает, что ты никуда не выходил из основного здания, только сбегал
на второй этаж. Как это понимать?
— Я не говорил Михаилу Михайловичу, что у нас на
основном здании водопроводная труба поржавела. Вот я и вышел во двор, чтобы на
нее посмотреть. За день до первого убийства сильный дождь был, и труба не
пропускала всю воду. Потом я вернулся в здание.
— И никого во дворе не видел?
— Видел Олю, она документы несла. Мы с ней
поздоровались. Больше никого не видел.
— В тот вечер дождя не было?
— Не было, точно. Мы через несколько дней трубу меняли.
— А почему в тот вечер лифт не работал?
— Один работал, а другой не работал. Реле сломалось,
подъемник заедал, ну, мы его сами и отключили.
— И все поднимались в одном лифте?
— Только после шести, — подтвердил Носов.
— Вчера в лаборатории пропал инструмент, так называемая
«ручка». Ты разве об этом не знал?
— Нет, не знал. Мне ничего не сказали. Я пошел в
лабораторию во время перерыва, когда там никого не было. Коренев обычно обедает
дома, он живет недалеко, а остальные ходят в буфет или запираются в кабинете
Григорьева. Только во время перерыва они работают, а обедают обычно после
четырех. Ну, я пришел к ним, вижу, они заперлись у Аристарха. А в лаборатории
только Зинков был и Оля. Я у них спросил, что пропало, так Георгий Ильич только
рукой махнул. Я вернулся и все доложил Моисеевой. У нее в кабинете Фирсова
была. Я все рассказал Елене Витальевне, и она сильно разозлилась. Еще позвонила
Зинкову и сказала, чтобы тот нашел «ручку». Говорила, что это инвентарь.
— А дальше?
— Дальше я пошел к себе. У меня есть свой кабинет на
первом этаже.
— Где? — переспросил Дронго.
— На первом, — подтвердил Носов, — маленький
кабинет.
— Подожди, — перебил его Дронго, — ты все
время сидишь на первом этаже. Ты мог залезть в подвал и взять халат. Мог пройти
к душевой. И мог спокойно убить Ольгу. Я, конечно, теоретически так
предполагаю, но как ты считаешь, у тебя было бы время?
— Конечно, время было, но зачем мне ее убивать? —
простодушно спросил Носов. — Хорошая девочка была, душевная. Я бы не стал
ее убивать.
— А на войне тебе стрелять приходилось? Ты ведь много
повидал?
— Приходилось, — вздохнул Носов, — еще как
приходилось.
