— Ясно, — мрачно заметил Дронго, — а гости у
вас бывают? Какие-нибудь ученые, приезжающие к вам в институт из схожих научных
центров в самой стране?
— Бывают, но крайне редко. На один-два дня мы можем
дать разрешение. Но это делается в исключительных случаях. Да и все равно мы
должны информировать ФСБ.
— Вы сильно усложняете мою задачу, — сказал
Дронго, обращаясь к Архипову, — я не смогу ничего решить.
— Понимаю. У меня была какая-то почти детская вера в
ваши феноменальные способности. Мне казалось, что вы приедете и сразу во всем
разберетесь. Извините меня, наверно, это было немного наивно, но такое страшное
преступление в стенах нашего института очень сильно подействовало на меня.
— Сколько у вас работает людей в институте?
— Раньше было около восьмисот человек. Сейчас после
сокращения примерно пятьсот семьдесят.
— Посторонний мог проникнуть на территорию института?
— Исключено, — впервые без разрешения шефа
вмешался Михаил Михайлович, — абсолютно исключено.
— Какую судимость скрыл ваш Паша?
— Грабеж, — хмуро ответил Михаил
Михайлович, — хотя ничего страшного не произошло. Мы проверяли, судимость
с него была снята. По молодости совершил преступление, потом пошел в армию,
судимость с него сняли. Он виноват только формально, в наших анкетах нужно
указывать и снятую судимость.
— У него не было доступа во внутренние помещения?
— Нет, конечно.
— А почему он вошел в комнату, где была убитая?
— Он совершал обход, а дверь была открыта. Он не должен
был входить, но он, видимо, приоткрыл дверь и увидел убитую. А потом испугался
и сбежал. По-человечески его можно понять.
— Вот именно «по-человечески». А Левитин вряд ли мыслит
этими категориями. Формально он прав. Скрывший свою прежнюю судимость охранник
оставил отпечатки пальцев на двери, где находилась убитая сотрудница. И потом
сбежал. Представляю, как бесился Левитин, когда они не могли найти исчезнувшего
охранника. И как он торжествовал, когда они его арестовали. Нет, теперь он так
просто не отдаст арестованного, пока не докажет, что тот виноват. Когда
поступил на работу ваш охранник?
— Примерно полтора года назад.
— У него были враги?
— Нет, конечно. Он был хороший парень. Никаких
замечаний, всегда чисто выбрит, всегда вовремя приходил на дежурство.
— А у покойной были враги?
— Нет. Я думаю, что нет, вернее, нам казалось, что нет.
— Перед убийством ничего необычного не происходило?
— В каком смысле?
— Может, появились особенно откровенные журналы или
картинки?
— Да нет, наоборот, все как-то успокоилось, мы даже
решили, что психопат унялся. А тут вдруг такое…
— Сергей Алексеевич, — вдруг сказал Дронго, —
вы ведь меня пригласили не из-за жены этого Паши? Это всего лишь повод объяснить
мой вызов. Вы ведь понимали, что жена и ребенок могут ничего не значить. У вас
были причины более конкретные?
— Да, — смущенно сказал Архипов, — да,
безусловно. Я полагал, что вы все равно поймете. Я не верю в маньяка в моем
институте. Не верю в психопата. Я убежден, что эти журналы и эти картинки не
имеют ничего общего с убийством, которое совершил посторонний субъект,
неизвестно как проникший на территорию института.
При этих словах Михаил Михайлович нахмурился, но не решился
спорить с директором. Только мрачно отвернулся.
— Я знаю своих людей, — продолжал Архипов. —
Это не всегда уравновешенные, очень эмоциональные люди, среди которых есть
немало талантливых ученых. У них могут быть срывы, разного рода истерики,
проявление эмоций. Но психопатов-маньяков среди них нет. Я в этом уверен.
— Тогда кто же убил Хохлову?
— Не знаю. Я настаивал на версии, чужого. Среди ученых
такого негодяя быть не может.
— В каком смысле — чужого?
— В любом случае это не человек науки.
Михаил Михайлович сидел не двигаясь. Очевидно, что упрек был
брошен сотрудникам охраны. Но он не решился спорить с патроном.
— Тогда это Паша или кто-то из его товарищей — заметил
Дронго.
— Я этого не говорил. Почему вы думает что у него были
напарники?
— Я сказал товарищи, а не напарники.
— Какая разница? Почему вы так решили?
— Может, он действовал не один? Архипов посмотрел на
своего заместителя, тяжело вздохнул и покачал головой:
— Это почти наверняка был не он.
— Но тогда кто?
— Не знаю. И не хочу гадать. Мне неприятно даже
предположить, что я здороваюсь по утрам с этим мерзавцем. Поэтому я и прошу
вашей помощи, Дронго. Вы представляете себе атмосферу в институте. Все друг
друга подозревают, на всех мужчин смотрят подозрительно. В такой обстановке мы
просто не можем работать.
— Журналы появились опять? — вдруг спокойно
спросил Дронго.
Архипов вздрогнул и посмотрел на своего заместителя. Тот
тоже не скрывал своего изумления.
— К-как вы догадались? — заикаясь, спросил
академик.
— Вы сами сказали, что хотели обратиться за разрешением
в ФСБ. Но вы этого не сделали. А без их разрешения вы не стали бы мне звонить,
это очевидно для любого человека, который вас знает. Журналы появились опять, и
поэтому вы убеждены, что ваш бывший охранник, даже скрывший судимость, не
виноват, а убийца — кто-то другой. Я прав?
— Да, — вздохнул академик, — к сожалению,
более чем правы. Вчера ночью у нас снова нашли какие-то скабрезные картинки. И
я боюсь, что неизвестный маньяк снова Мог решиться на убийство. Хотя сам факт
появления этой гадости в стенах института должен был окончательно закрыть
вопрос о виновности нашего бывшего охранника.
— Левитин вам отказал? — понял Дронго.
— Он считает, что журналы подбросили специально, чтобы
создать алиби арестованному, — угрюмо пояснил Михаил Михайлович, — мы
его ни в чем не смогли убедить. Да и журналы были не очень… Обычный «Плейбой»,
ничего страшного… То есть не такие страшные. Мы нашли их в коридоре.
— Какие-нибудь отпечатки пальцев были?
— Нет. Кто-то просто засунул их за батарею. Некоторые
фотографии были порваны, некоторых не хватало. Левитин считает, что все это
сделали нарочно, чтобы выгородить арестованного.
— А как вы считаете, Сергей Алексеевич? — спросил
Дронго, взглянув на академика.
Тот потер виски характерным жестом, движением указательных
пальцев. Потом тяжело вздохнул:
— Речь идет даже не об убийце. Речь идет об огромном
коллективе, который распадается на глазах. Нам нужно точно установить, кто этот
мерзавец, осмелившийся убить женщину. Найти маньяка и успокоить наших
людей. — Он помолчал немного и продолжал: — Мне известно, что вы самый
высокооплачиваемый эксперт в мире, и я понимаю, что мое предложение несколько
наивно. У нас нет таких денег, чтобы вам заплатить. Но я прошу вас нам помочь.
