Не верь моим словам,
Они – пустые звуки,
И месяцы разлуки—
Горсть соли по губам.
Не верь своим глазам,
Видения туманны,
Улыбки – все обманы,
Суть – слезы по щекам.
Не верь своим ушам,
Что слышат шум прибоя,
Отправлюсь за тобою
Как тень, ты знаешь сам.
Ты стуку сердца верь,
Знай, в зимнее ненастье
Тихонько скрипнет дверь:
Ты ждал меня, ушастик?..
Из дневника А. Залесской
[1]
Пролог
– Почему глаза красные? Пил?
– Никак нет, госпожа Нэйран! Дуля… Наш полотер новый чистящий порошок с утра испытывал. Едучий, зара… Виноват.
– …за! – припечатала Еланта Нэйран, ректор Военного университета имени Лидора Победоносца. – Хорошо. Тогда почему седьмого первозвона отсутствовал на лекции по богословию? Господин Венедикт тобой недоволен.
– Сослуживец заболел. Пришлось подменить у ворот. Я принес господину Венедикту объяснительную записку.
– В объяснительной может стоять только одна причина неявки студиозуса на предмет: смерть! – Ректор хрустнула длинными, еще крепкими пальцами. – Сядь, Винтерфелл.
Она выдержала паузу, в течение которой успела очинить перо, достать из резной шкатулки темного дерева трубку с длинным тонким чубуком, полюбоваться на нее и уложить обратно, в объятия изумрудного бархата. Попытки ректрисы бросить курить были притчей во языцех. Благородная дама консультировалась у лекарей, внушалась у магов и перед зеркалом, пила отвары и порошки, безменами
[2]
поглощала яблоки, грызла семечки… Да без толку. Недели не проходило, как госпожа Нэйран вновь пыхала трубкой, пуская клубы дыма в лица вызванных на ковер студиозусов.
– Сядь. Это приказ.
Вилль наконец сел. Ректриса подцепила краешек листа, выглядывающий из внушительной стопки документов, аккуратно сложенной на краю стола. Мелькнуло алое «неуд»…
– Это, Винтерфелл, зачетная работа по богословию. Вопрос двенадцать: «Девять верных учеников Иллиатара Созидателя и славные деяния их». Та-ак… Эмиль, Лидий, Елизар… ага, Бахмут Твареборец. Цитирую: «Достоверность сей личности вызывает некоторые сомнения, а точнее, бессменный меч его, якобы выкованный из чистого серебра и благословленный самим Иллиатаром. Осмелюсь заметить, что серебро в чистом виде – металл необычайно мягкий, пластичный, и клинок, выкованный из оного, может служить украшением, но никак не оружием…» Это что?
– Правда. Вы сами знаете, что это так.
– Правда… – Ректриса потерла плечо. Очередная привычка со времен Алой Волны. Еланту Нэйран, одну из немногочисленных женщин-солдат, ранило в бою огнешаром, и теперь левая рука держалась то ли на магических связках, то ли вовсе на металлических скобках: слухи ходили разные. – Ну какая тебе разница, серебряный меч или осиновая оглобля? Ты же знаешь теорию, отвечал бы, как написано в «Слове». Гибче надо быть, дипломатичней. А не рубить сплеча.
– А называть Пресветлую Саттару «языческим божком» разве дипломатично?
– Вот что, Винтерфелл. Зачет ты, конечно, сдашь. А через год – экзамен, на котором владыка Венедикт тебя завалит. И валить будет вплоть до самой пересдачи с комиссией с его архисвятейшеством во главе, где не преминет напомнить, что тебя опекает Его Величество. Ну что молчишь? Это, конечно, ерунда, но он только что дал добро на сооружение орочьих капищ в холмах близ Равенны, чем Верховный Жрец крайне оскорблен. С точки зрения Церкви выходит, что император охотно потворствует язычникам, а храм Иллиатара на Рассветном Каскаде строить запретил.
– Я сдам зачет, госпожа Нэйран. И обещаю больше не спорить с владыкой Венедиктом и отвечать исключительно по «Слову Божию». Я могу идти? – Аватар пытливо посмотрел в цепкие стальные глаза женщины. Он хотел успеть в голубятню до полудня. В левом кармане темно-синего мундира личной охраны императора лежало запечатанное письмо, а в правом – тонкий золотой браслет, инкрустированный рубинами и агатами.
– Сиди, сиди пока. Для тебя новости есть. Хорошие. В скошене ты в составе посольства плывешь в Скадар и там пробудешь до славицы будущего года…
– Зачем?!
– Что значит «зачем»? Послали – значит, поплывешь! В этом году решено отправить с посольством подданного Его Величества не магической профессии и не людской расы, дабы подчеркнуть дружественные отношения пяти неверрийских рас. На совете из нескольких предложенных нами кандидатур единогласно выбрали твою. Причем маги за тебя словечко и замолвили.
– Кто замолвил?
– Что значит «кто замолвил»? Ему честь оказали, а он еще и недоволен! Винтерфелл, ты в университете личность известная, так что не удивляйся.
– Да нет… Просто я думал, что назначат старшекурсника или преподавателя…
– Его Величество одобрил.
– Ясно.
– Это радует. У вас в личной охране сейчас Рэйв Гром, капитан, верно? Лет через пять-семь он уйдет в отставку, поедет к себе в имение, хлопок выращивать будет… Появится вакансия. Надеюсь, это тоже ясно? Так что, Винтерфелл, плыви, набирайся опыта в дипломатии. Кстати, в Скадаре исповедуют политеизм, вот и потренируешь силу воли, крепость духа и терпимость к иноверцам. Пропустишь первый семестр, немного опоздаешь к началу второго, ну да сдать экзамены заочно для тебя не проблема
[3]
. И еще одно… Винтерфелл, избавляйся от своих деревенских замашек. Ты вчера что сказал господину Вирту на лекции по истории отечественного законодательства и права? «Закон – что дышло, куда повернешь, туда и вышло…» – Ректриса прикрыла губы ладонью.
– Кхм. Да, я сорвал занятие, виноват… Но на практике так чаще всего и выходит, да и господин Вирт успел надиктовать материал.
– Ладно, Винтерфелл, свободен!.. – еще смеясь, отмахнулась женщина. – Это приказ!
Вилль улыбнулся скромно, вежливо, с крохотной толикой смущения, дав понять, что остроумие ректрисы оценено по достоинству. Момент был более чем подходящий.
– Госпожа Нэйран, а можно одну просьбу? Я хотел бы взять с собой денщика, Эданэля, а то у него, кроме меня, никого нет.
– Почему бы и нет? Прислугу с собой брать не воспрещается, даже в некотором роде солидно… Денщика бери, а домового оставь здесь.
