Пастухи рассказывают, что в этой стене уцелели одни ворота. Осенью они открываются от ветра, и дикие животные: кьянти, антилопы и т. п. — проникают за ограду и проводят там в безопасности всю зиму. Весной, когда ветер снова отворяет ворота, животные уходят и разбредаются по своим пастбищам.
Купцы и паломники останавливаются в этом месте на привал; возможно, именно они соорудили здесь ворота (если таковые действительно существуют) для защиты от ветра. По свидетельству местных жителей, огороженное пространство велико; вероятно, стена была возведена вокруг дворца владыки, окруженного жилищами его вассалов.
Гуронг Цзан, богатый лама, обитавший в окрестностях Квейтеха, на южном берегу Хуанхэ, рассказывал мне о других развалинах, которые он видел в Цинхае. По его словам, речь шла о селении, состоявшем из нескольких наполовину вросших в землю домов.
Летом, когда буйно растет трава и животные могут пастись по обочинам дороги, тибетцы проезжают через Цинхай, когда гонят в Лхасу стада, насчитывающие сотни лошадей и мулов. Рослые и нередко очень красивые мулы из Ганьсу пользуются в Тибете большим спросом и стоят там дорого.
Тибетцы заявляют, что в их краях невозможно добиться скрещивания, в результате которого на свет появляются мулы. В Тибете мало ослов, и они совсем небольшого размера; крупные ослы из Ганьсу не могут здесь прижиться — по крайней мере, так утверждают тибетцы.
До недавнего времени лошади и мулы, привезенные в Лхасу для продажи, должны были пройти предварительный осмотр у одного из представителей конных заводов. Этот служащий был вправе отобрать любое приглянувшееся ему животное для конюшен далай-ламы или на нужды других местных властей. Он спрашивал у владельца лошади, сколько она стоит, и вел с ним торг, но если хозяин упорно настаивал на первоначальной стоимости, ему не разрешалось впоследствии продать свой товар по более низкой цене.
По этому поводу рассказывали одну историю: некто привез из Китая необычайно красивого мула; далай-лама случайно увидел животное и пожелал его приобрести. Он послал своего главного конюшего договориться с перекупщиком. Тот решил нажиться на причуде далай-ламы, полагая, что его каприз готовы удовлетворить во что бы то ни стало, и заломил небывалую цену. Главный конюший тщетно доказывал, что еще ни за одного мула не платили так дорого, продавец продолжал упорствовать. Об этом доложили далай-ламе, и он отказался от своей прихоти. После этого перекупщику приказали продать животное не иначе как за ту баснословную сумму, которую он запросил. Разумеется, тот не смог сбыть мула с рук и был вынужден увезти его обратно в Китай.
Эта история «с бородой» (очевидно, ей уже несколько веков) неизменно вызывает у тибетцев смех. Местных жителей легко развеселить, но не следует полагать, что жизнерадостные тибетцы довольствуются исключительно безобидными детскими сказками. У них в запасе немало довольно пикантных, а то и непристойных баек.
За исключением очень недолгого периода оживления, создаваемого на дорогах, ведущих к Кукунору, проходящими караванами, окрестности озера все лето остаются безлюдными; здешние пастухи вместе со своими стадами перемещаются на более высокогорные пастбища, расположенные еще выше. Скот уводят туда, где трава оставалась нетронутой целый год, чтобы дать ей отрасти на прилегающей к озеру территории, где животные пасутся зимой. Кроме того, люди и скот убегают от полчищ комаров, появляющихся на берегах Кукунора. Эти насекомые небольшого размера; я не думаю, хотя и не могу утверждать наверняка, что они являются возбудителями малярии, но их укусы вызывают крайне болезненное раздражение.
Тем не менее среди травянистых топей Цайдама к западу от Кукунора, где комары свирепствуют еще сильнее, встречаются стойбища монгольских пастухов, круглый год обитающих со своими стадами в наводненном мошкарой районе.
У Цинхая есть одна особенность: в то время как в долинах и на плоскогорьях преобладает сухая почва, обширное пространство, расположенное выше, но еще на небольшой высоте, занято болотами. Они представляют собой множество крошечных водоемов, отделенных друг от друга узкими полосами невысокой травы. В этих лужах произрастают всевозможные травы, в том числе разновидность съедобных водорослей, которые жарят с маслом и едят с рисом; в свою бытность на Кукуноре я пристрастилась к этому лакомству.
На мой взгляд, куда менее приятно было ходить по топям, перепрыгивая через бесконечные лужи на протяжении нескольких километров. Столь же утомительно было ездить верхом по этой местности, хотя коренным жителям все нипочем. Они не теряют невозмутимости, если конь спотыкается и обдает их грязью с головы до ног. Однако полудикие лошади Кукунора, которых никогда не подковывают, отличаются твердой поступью и редко оступаются на поросших дерном берегах маленьких водоемов, среди которых они лавируют с кошачьей ловкостью.
В высокогорной местности Цинхая, на высоте 3000–4500 метров, о настоящем лете не приходится говорить. Солнечные дни внезапно сменяются здесь бурями, заносящими землю густым снегом.
Однажды в июле, во время ночевки в горах в палатке, я очнулась от тяжести, давившей мне на спину и не позволявшей встать. На меня обрушилась палатка. Когда я с трудом проползла под мешковиной и выглянула наружу, то наткнулась на снежную преграду, высота которой явно превышала полметра.
Ионгден спал в своей палатке, устоявшей под давлением снега. Он проснулся от моих криков и, поспешив на помощь, вытащил меня из-под груды вещей и сломанных кольев.
Позже сын сказал, что, когда он выглянул из палатки в первый раз, ему показалось, что он видит сон. Вместо вчерашнего зеленого пейзажа его взору предстало Заполярье, а моя голова, торчавшая из-под рухнувшей палатки на уровне земли, занесенной снегом, являла собой диковинное зрелище.
Большая часть коренных жителей Цинхая ведет кочевой образ жизни, причем у некоторых из них это нечто среднее между бытием пастухов и крестьян. Это ронгдоки, также именуемые док юлы.
Данное название происходит от двух тибетских слов: «ронг» обозначает долину, «док»
[120] — уединение, а «юл» переводится как «местность». Ронгпа — оседлые крестьяне, населяющие долины и занимающиеся сельским хозяйством, а докпа — пастухи, обитающие в юртах среди безлюдных степей в окружении домашних животных.
Ронгдоки, строящие деревни в наиболее низменных долинах, проводят там зиму. Они обрабатывают землю, а также разводят скот, и некоторые из них кочуют со стадами по пастбищам в любое время года.
Весной, после окончания посевных работ, все деревенские жители покидают свои дома и переселяются в горы, становясь докпа.
Стариков и маленьких детей иногда оставляют в селениях, чтобы они присматривали за урожаем, но зачастую там не остается ни души.
Во время жатвы некоторые ронгдоки приходят убирать ячмень и складывают его под крышу, а затем до наступления зимы возвращаются в свои стойбища.
Что касается истинных докпа, они явно не слишком продвинулись вперед в своем развитии за последние сорок столетий, минувших со времен исов
[121]. Если опираться на свидетельства китайских летописцев, то может сложиться впечатление, что обитатели Кукунора в прошлом находились на более высокой ступени развития по сравнению с сегодняшними. Произошло одно из трех: то ли туземцы деградировали, то ли более цивилизованные племена покинули эти края, то ли они были уничтожены войнами… Историкам и этнографам еще предстоит изучить этот вопрос.
