Хозяин дома немного говорил по-тибетски, или, точнее, на смеси тибетского языка с китайским, и мы с Ионгденом вели с ним беседы. Разумеется, он первым делом осведомился, куда мы направляемся, и, услышав ответ, подробно описал дорогу, по которой нам предстояло следовать, чтобы добраться до Ялунцзян в том месте, где находился перевозчик с небольшой лодкой; животные должны были перейти реку вброд. Другого подходящего пути не существует, говорил лоло, не считая узких, крутых, путаных горных троп, которые трудно отыскать в чаще; мы рисковали неминуемо заблудиться в этом лабиринте.
Хозяин расписывал маршрут с такой предельной точностью и столь настойчиво советовал нам не отклоняться от него, что в мою душу закрались подозрения. После всего, что я наслушалась о местных разбойниках, мне показалось, что человек, снабдивший путников такими полезными сведениями, хотел заманить нас в ловушку, направляя туда, где его сообщники собирались нас ограбить. Почему же он не сделал этого, пока мы находились в его доме? По той же самой причине, по которой тибетские пастухи с высокогорных пастбищ предпочитают не нападать на странников возле своих стойбищ. В этом случае, если пострадавшие донесут о происшедшем местному вождю, то не смогут назвать имена виновных.
Итак, я поблагодарила лоло за добрые советы и мы отправились в путь; проделав несколько километров по указанному маршруту, я велела погонщикам свернуть с пути и следовать через лес в поисках другой дороги. Мы наткнулись на какую-то тропу, а затем отыскали еще несколько других, петлявших по горам, то поднимаясь к перевалам, то спускаясь в долины. На этой пересеченной местности, то и дело вынуждавшей наших животных отклоняться от намеченного курса, компас был абсолютно бесполезен. Мы ехали через пустынные леса, и нам не у кого было узнать дорогу. Прошло несколько дней. Наступил сезон дождей; мы мокли под ливнями и барахтались в непролазной грязи… наши съестные припасы были на исходе…
Наконец однажды вечером мы увидели какую-то хижину. Ее обитатели походили на лесорубов. Я благоразумно решила не спрашивать о роде их занятий. Эти люди пустили нас в дом. Внутри лачуги земляной пол был почти таким же грязным, как лесные тропы, более-менее чистой оказалась широкая скамья, сооруженная вокруг очага. Я хотела было на нее лечь, но там уже расположился какой-то старый дед; он грубо отпихнул меня ногой с сердитым ворчанием.
Хозяева сказали, что мы заблудились. Нам следовало вернуться назад и свернуть на другую дорогу. Никто не вызвался нас проводить. И вот наутро мы снова побрели дальше, блуждая от тропы к тропе. Мы действительно оказались в сущем лабиринте, как и предупреждал лоло. Достойный человек! Он желал нам добра, направляя по правильному пути; я была наказана за то, что усомнилась в его добрых намерениях. Как знать, не известил ли черный камень-талисман своего хозяина о наших злоключениях и не посмеивался ли тот надо мной?.. Нам понадобилось почти две недели, чтобы отыскать нужную дорогу.
Если идти отсюда в северо-западном направлении, можно добраться до Мили. Это крошечное тибетское государство, управляемое на феодальный лад под весьма мягким китайским контролем. Во главе государства находится лама-воин из разряда средневековых духовных правителей. Подобные монархи некогда преобладали в Японии, но совсем на другом уровне. Между тем религиозный царек Мили владеет рабами, и, если кто-нибудь из них убегает, он решительно требует возвращения своей собственности. Ныне губернатор Сикана сбил спесь с этого опереточного владыки, но двадцать лет тому назад местные жители в полной мере ощущали на себе гнет его неограниченной власти. Примерно в ту же пору один из беглых рабов царька добрался до провинции Юньнань, обосновался там и принял католическую веру. По прошествии нескольких лет бывший раб, очевидно, решил, что господин о нем позабыл. Ничего подобного. Во время одной из поездок бедняга опрометчиво заглянул в эти края. Его схватили и бросили в тюрьму, после чего он снова стал рабом.
Главе католической миссии — эту историю поведал мне один французский священник — удалось вырвать своего прихожанина из лап туземного царька, но это стоило ему немалых усилий, отнявших значительное время.
Решение правительства присоединить Кьенчан к провинции Сикан вызвало яростное сопротивление жителей округа.
Здешние купцы и зажиточные фермеры не видели никакой пользы в объединении с бедной, засушливой, полупустынной провинцией, населенной дикими кампа. Их также не прельщала и перспектива уплаты налогов на предстоящие расходы по освоению этих отдаленных территорий и строительству дорог, по которым они не собирались когда-либо ездить. Требования местных жителей по этому вопросу якобы были удовлетворены. Сейчас, когда я пишу эти строки, Сичан является наполовину самостоятельным округом во главе с неким генералом. Это не «наместник», и его положение по отношению к губернатору Сикана обозначено нечетко. Как всегда в подобных ситуациях, оно может внезапно измениться в силу непредвиденных обстоятельств.
Столица Сикана Дацзяньлу — старинное тибетское селение, ставшее китайским городом. Его подлинное тибетское название — Дарцедо, что означает «место слияния рек Да и Дзе»
[131]. Да — мощный поток, спускающийся с перевала Жеда, или Дзеда, и клокочущий в каменистом русле, струясь по узкой лощине, где расположен Дацзяньлу. Дзе вытекает из другой долины в более низменной части города, на его окраине, возле северных ворот. Здесь оба потока, соединившись, образуют довольно широкую реку с очень быстрым течением, впадающую в Татунг
десятью километрами дальше.
Я употребляю в этой книге название Дацзяньлу, так как оно фигурирует на большинстве наших карт, хотя китайцы официально переименовали город в Кандин.
Происхождение Дацзяньлу, разумеется, носит легендарный характер.
В ту пору местность Миньяк — район, расположенный приблизительно в трех днях ходьбы от Дацзяньлу, — якобы была поделена на три округа, которыми управляли потомки трех вассалов князя Куркара
[132] из Хора. И вот однажды трое этих владьпс отправились на охоту в сопровождении нескольких спутников и начали преследовать оленя. Когда уже смеркалось, животное привело их на вершину горы. Будучи не в состоянии продолжать охоту, вожди решили лечь спать в том месте, где они находились.
На следующий день охотники проснулись на рассвете, отыскали следы оленя и снова бросились за ним в погоню.
