— Я не знаю… Я не слушаю, — отвечал китаец.
Для того чтобы почувствовать интерес к религиозным учениям, требуются определенный интеллект и образование. Подавляющее большинство приверженцев различных культов довольствуются механическим повторением обрядов, которые их предки совершали столь же бездумно, нуждаясь в них в силу долгой привычки.
Что касается китайских «новообращенных», я не раз слышала их споры по поводу практической ценности двух направлений религии «Есу» (Иисуса): протестантизма и вероучения «Небесного Учителя» — католицизма. «Что выгоднее, — спрашивали они друг друга с серьезным видом, — быть протестантом или католиком?» Ответ часто зависел от того, где задавался вопрос — в протестантской или католической миссиях. Последние располагались в более красивых помещениях, их священники выглядели роскошнее всех и раздавали больше милостыни.
Как-то раз после обеда я отправилась на вокзал встречать вышеупомянутую французскую даму, которая возвращалась домой после недолгой поездки в Пекин. На перроне толпились охваченные волнением люди; многие из них держали в руках флажки с надписями. Что же должно было произойти? Кого они встречали с таким воодушевлением? Я склонялась к мысли, что все ждали какого-то прославленного генерала или известного политического лидера.
И вот поезд прибыл на вокзал. Толпа приветствовала его бурными аплодисментами. В одном из окон мелькнуло хорошенькое личико младенца, а затем из вагона вышел щуплый китаец в добротном европейском костюме. Его встречали почтительными поклонами; образовался кортеж, и стройный китаец направился в отель «Шаньси» в сопровождении поклонников с флажками.
Я только что увидела вторую театральную знаменитость Китая, господина Чэна (главной мужской звездой китайской сцены был господин Мэй Ланьфань).
Я не знаю, уместно ли здесь выражение «мужская звезда», ибо, хотя в обычной жизни это мужчины, они снискали лестную артистическую славу в женском обличье. В самом деле, двое вышеназванных актеров, как и множество их собратьев по сцене, не столь любимых зрителями, играют только женские роли, причем роли любовниц.
По-видимому, китайские любители Мельпомены испытывают величайшее эстетическое наслаждение, глядя на этих жеманных, нещадно накрашенных мужчин в женских нарядах, декламирующих или распевающих на сцене в старинном стиле, с необычными кудахтающими и воркующими звуками, причем их диапазон колеблется от сверхвысоких нот до хриплых горловых тонов.
Кроме того, мне доводилось видеть женщин, играющих мужские роли и даже роли военных. В одном из театральных спектаклей, поставленном в Ханькоу, прелестная китаянка изображала сварливого задиристого генерала, а «супругу» играл мужчина высокого роста. Чудовищный контраст в бурной сцене ревности, которую маленькая актриса-генерал устраивала верзиле в наряде благородной дамы минувших времен, отнюдь не смущал зрителей — никто из них не замечал комического парадокса и даже не думал смеяться.
Господина Чэна я видела в Пекине в роли влюбленной кокетки, в которой, по мнению знатоков, он был великолепен. У этой пьесы было довольно странное название: «Ухаживая за дамой на крыше». Оно невольно наводило меня и других зрителей-иностранцев на мысль о кошачьей любви — в самом деле, звуки, издаваемые исполнителем главной роли и его собратом по сцене, весьма напоминали «концерты» влюбленных котов на крышах, призывающих своих подружек.
Разумеется, я не узнала г-на Чэна в мужском костюме. После этого я неоднократно сталкивалась с актером в гостинице: на лестничной клетке, когда он провожал посетителей, рассыпавшихся в поклонах, и в гостиной, где он беседовал с какими-то господами. Актер выглядел молодо. Возможно, моложавый вид придавали ему розовые, слегка нарумяненные щеки. Скорее всего это была только видимость, ведь требуется немало лет, чтобы добиться подобного успеха. Сопернику г-на Чэна, Мэй Ланьфаню, как мне говорили, перевалило за сорок, но он по-прежнему играл роли юных пылких любовниц, возбуждавших чувственные желания.
В Китае говорят, что эти актеры — мужчины, играющие женские роли, вызывают бурные страсти и доводят многих до разорения, подобно великосветским куртизанкам и народной игре под названием «мацзян»
. Разумеется, я ничего не знаю о частной жизни китайских театральных знаменитостей, но мужская любовь существует повсюду. Древние греки воспевали ее, полагая, что ее приверженцы обладают более мужественной натурой, чем те, что предпочитают женщин.
Я сомневаюсь, что китайцы, питающие пристрастие к такой любви, руководствуются подобными соображениями. Считается, что причина кроется в традициях Древнего Китая, где женщины были исключены из общественной жизни, что побуждало мужчин заменять их красивыми юношами. Правила хорошего тона раньше не допускали и до сих пор не допускают в китайской глубинке, чтобы мужчина появлялся в обществе с женщинами, будь то его законная супруга, любовница или гетера. В пирах и праздниках участвовали только мужчины, и для увеселения собравшихся зажиточные китайцы обычно приглашали молодых людей: опытных и начинающих актеров либо просто красивых юношей, выступавших в качестве «забавников», примерно так же, как японские гейши. То были сомнительные утехи, тем более, что подобные любовные связи ни у кого не вызывали осуждения.
Некоторые полагают, что нынешняя женская эмансипация будет способствовать искоренению этих обычаев. По их утверждениям, мужчина, имеющий возможность ужинать с любовницей в ресторане или сидеть с ней в театральной ложе, будет менее склонен предпочитать компанию юнцов. Я не знаю, стоит ли прислушиваться к такому мнению.
Эти рассуждения увели меня далеко от Тайюаня, куда нам пора возвратиться.
Перед отъездом в горы мне показалось, что большое количество вещей, привезенных из Пекина, будет обузой в пути. Намереваясь пересечь Шаньси, а затем пожить в Монголии, я запаслась зимним снаряжением и оборудованием для временного жилья — все это вряд ли пригодилось бы нам во время паломничества в Утайшань. Поэтому я попросила соотечественницу из Тайюаня оставить у себя в доме несколько моих чемоданов, ящиков и т. д., которые я собиралась позже забрать. Я упоминаю об этом незначительном факте, так как это решение впоследствии привело, как увидит читатель, к непредвиденным и весьма досадным последствиям.
Военная машина, любезно предоставленная в мое распоряжение, доставила нас из Тайюаня до места, где заканчивалась проезжая дорога. Двое слуг отправились в путь автобусом.
Этот вид общественного транспорта ныне встречается в Китае повсюду, не только в северных провинциях, где уже давно существовали дороги для повозок, но и в таких местах, как Сычуань, где раньше можно было передвигаться лишь верхом либо в носилках. Теперь там тоже проложили автомагистрали.
Как бы то ни было, нельзя отрицать, что прогресс налицо и он приносит китайцам много пользы, но у иностранных туристов достаточно оснований сожалеть о прежних обычаях. Я говорю о тех, кому нравится неторопливо разъезжать по стране, останавливаясь в живописных местах, чтобы осмотреть какой-нибудь интересный памятник или просто понаблюдать за различными сценами местной жизни. Человек, стесненный в средствах, но избегающий общества чумазых простолюдинов и считающий своим долгом не умалять былого авторитета, которым еще пользуются белые люди, близким общением с беднотой (подобные контакты не одобряются китайским общественным мнением), с трудом привыкает к переменам в сфере услуг.
