Начали поговаривать о разбойных нападениях в окрестностях Утайшаня. С женщин, возвращавшихся вечером в свою родную деревню, сняли их убогие украшения. Вооруженные вымогатели врывались по ночам на хутора и требовали с хозяев дань: еду, деньги и одежду. Солдаты, сбежавшие из армии, слонялись по дорогам и грабили путников. Некоторых из этих бродяг расстреляли, но я, давно знакомая с китайскими нравами, усомнилась, что суровое наказание устрашит других искателей приключений, которых толкала на этот путь нужда.
Я собиралась покинуть Утайшань, и мне нужно было добраться до какого-нибудь города, где я рассчитывала получить деньги по чекам. В связи с этим надлежало найти там людей, готовых поручиться за меня перед банком. Кроме того, я не могла уехать далеко, так как у меня было недостаточно средств. Тайюань отвечал всем этим требованиям, и я решила отправиться туда, несмотря на угрозу бомбардировок.
Ионгден со слугами попытался нанять мулов, для того чтобы спуститься в долину по тем же тропам, по которым я пришла в Утайшань, но столкнулся с решительным нежеланием.
Большинство скота было реквизировано для военных перевозок, и оставшихся животных прятали в укромных местах. Путь через Утайшань, где находился сторожевой пост, был слишком опасным, так как мулов могли забрать, и никто из крестьян не желал рисковать, к тому же в тех краях видели разбойников.
— Давай поищем другой путь, — сказала я сыну, когда все наши усилия оказались тщетными. — Из Утайшаня можно выйти на дорогу, которая ведет из Датуна в Тайюань. Датун захватили японцы, но мы будем двигаться по ближайшей к Тайюаню дороге. Там ходил автобус. Как знать, не продолжает ли он все еще курсировать на небольшие расстояния? В таком случае мы смогли бы сесть на него вместе с вещами.
Это был неплохой план. Оставалось только выбрать окольные пути, не слишком размытые дождями и достаточно безлюдные, чтобы там не шныряли разбойники в поисках добычи, а главное, мы не должны были встречаться с военными, которые могли отобрать у нас животных для своих нужд. Если бы нам удалось убедить крестьян, что мы нашли удобную и безопасную дорогу, то они наверняка отдали бы нам мулов внаем за хорошую плату.
И вот однажды утром, спозаранку мы с Ионгденом отправились на разведку, захватив с собой провизию и непромокаемые плащи. Не считая того, что прошли дожди, стояла чудесная погода, и дороги были вполне сносными. Мы провели первую ночь на убогом постоялом дворе, а на следующий день переночевали на каком-то хуторе. Когда китайцы осведомлялись, куда мы держим путь, мы отвечали, что пытаемся добраться до Тайюаня вместе с багажом, не заходя в Утайшань, где недавно произошли беспорядки и были предприняты попытки грабежей. Наши доводы казались славным селянам убедительными и не вызывали у них удивления. Все принимали меня за миссионерку-протестантку, одну из тех, что жили в Тайюане, где у английских баптистов была роскошная резиденция со школами и больницей.
Я уже полагала, что мы провели разведку достаточно успешно и могли бы с уверенностью заявить о том, что здешние дороги в хорошем состоянии и всё вокруг спокойно, как вдруг в середине дня послышались звуки отдаленных взрывов. Э!.. Что же случилось? В тот момент мы шли по дороге, зажатой между горами. Ионгден забрался на один из склонов, быстро обозрел пространство и позвал меня:
— Посмотрите!
Вдали виднелись клубы черного дыма, поднимавшегося над грядой невысоких холмов. Очевидно, за ними находилось какое-то селение или военный лагерь и туда были сброшены бомбы. Затем мы услышали приглушенный залп, и вслед за этим наступила тишина. Дым продолжал подниматься ввысь.
— Что ты об этом думаешь? — спросила я ламу.
— Не следует вести погонщиков мулов этой дорогой, — отвечал он. — Если бы они увидели бомбежку, даже издалека, то пустились бы наутек вместе со своими животными, бросив нас здесь с вещами.
Это было весьма вероятно, и в практически безлюдной местности нам вряд ли удалось бы отыскать какое-нибудь другое средство передвижения. Мы вернулись в Пусатин в крайне удрученном состоянии.
Пришло письмо от моей соотечественницы, призывавшей меня немедленно вернуться в Тайюань. Ее муж-китаец уверял, что благодаря занимаемой им должности он мог бы помочь мне получить деньги по чеку в банке, директора которого он знал лично. Это была приятная новость. В Тайюане всё могло бы сложиться благополучно, но туда еще надо было добраться. Ионгден снова принялся искать животных, но ему, как и раньше, не повезло.
Мои средства таяли с каждым днем. Чтобы сократить расходы, я посылала одного из слуг собирать одуванчики и делала из них салат, заправляя его маслом и уксусом, привезенными из Пекина; я ела это блюдо с рисом или хлебом. Гуляя по полям, вдали от селений, я понемногу воровала: где-то срывала кукурузные початки, где-то собирала горстями бобы. Ионгден и слуги также совершали мелкие кражи. Мы исключили из своего рациона мясо, молоко и масло, но должны были что-то есть. Из-за сложного положения, в котором мы оказались, я стала еще более снисходительной и всячески оправдывала голодных солдат, занимавшихся грабежами… При этом мне не хотелось стать жертвой подобных нападений.
Мы были не единственными «бедняками» в Утайшане. Несколько групп паломников оказались прикованными к обители, подобно нам, и постепенно израсходовали все свои деньги. В числе этих людей было два тибетца знатного происхождения из провинции Цан. Один из них приходился племянником Великому ламе по имени Нагчен, видному политическому деятелю, находившемуся в Китае
[61]. Оба тибетца жили в Пекине и приехали в Утайшань на богомолье, рассчитывая пробыть здесь не больше месяца. Они остановились в монастыре, соседствовавшем с Пусатином. Если память мне не изменяет, он называется Самтенлинг. Паломники уже собирались возвращаться домой, но тут началась война и сообщение с Пекином было почти тотчас же прервано. Тибетцы, жившие на широкую ногу и расточавшие щедрые приношения во всех окрестных храмах, теперь тоже голодали. Однажды мы увидели, как младший из паломников собирает на лугу сухой коровий навоз, чтобы использовать его вместо дров для приготовления пищи. В их высокогорной, лишенной лесов стране другого топлива нет. В этом не было ничего странного для наших соседей, но знатные люди, как правило, гнушаются подобной работой. Нашему приятелю стало стыдно, что его застали врасплох; он повернулся к нам спиной и обратился в бегство, сделав вид, что нас не заметил, и, очевидно, надеясь, что мы его не узнали.
И вот наконец к Йонгдену явился один китаец, которого привел повар. Он сказал, что может раздобыть для нас семь мулов и двое носилок, которые довезут нас до Утайшаня, но не дальше. Там мы должны были найти других погонщиков. Я с радостью согласилась. Если бы я оказалась в Утайшане, то это значительно приблизило бы меня к конечной цели. Однако китаец не мог сразу назначить точную дату отъезда. Ему требовалось несколько дней, чтобы собрать животных. Сколько именно? Он не знал и обещал только предупредить нас заранее. Нам пришлось довольствоваться этой слабой надеждой.
