Уходить… куда же?.. Рабочий, с которым я беседовала, вызвался проводить нас в расположенную поблизости гостиницу.
Я согласилась.
Вместо того чтобы направиться к городским стенам, этот человек повел нас в противоположном направлении, в сторону лежавшего в руинах предместья. Улицы были совершенно безлюдными. Кое-где стояли на посту часовые. Зачем? Возможно, чтобы не позволять мародерам шарить в разрушенных домах.
Проводник привел нас в гостиницу, у которой не было половины крыши.
— Можно ли заказать какую-нибудь еду?
— Нет.
— А чай?
— Тоже нет.
Пришлось, как я и собиралась, послать повара за продуктами.
— Есть ли здесь убежище, где укрываются во время бомбежки? — спросил Ионгден хозяина.
— Нет, но, будьте покойны, самолеты сюда больше не прилетят. В округе не осталось ничего, что еще стоило бы разрушить.
Это была чистая правда.
— Куда вы едете? — спросил владелец гостиницы.
— В Ханькоу.
— На чем?
— На поезде, который отправится ночью.
— Здесь не ходят поезда.
— Но сегодня ночью придет один поезд.
— О! Придет ли? Это еще не факт. Японцы где-то близко.
Я не сомневалась в том, что они близко, но пока что их здесь не было. Если поезд не придет, мы еще могли бы успеть раздобыть какие-нибудь транспортные средства и, следуя вдоль железной дороги, продвинуться на тридцать километров южнее, чтобы не оказаться среди частей неприятеля.
— Ступай за едой и возвращайся как можно быстрее, — велела я повару. — Орш будет сторожить здесь наши вещи. Я же займусь багажом, оставшимся в поезде.
Мы с Ионгденом вернулись к аллее, где остановился наш поезд. Он по-прежнему был там. Я увидела двигавшийся локомотив, вероятно, совершавший какой-то маневр, и отцепленный багажный вагон, стоявший отдельно, кажется, на другом пути. Очевидно, его начали разгружать, так как дверь была открыта, и перед ней, на земле, уже лежало несколько ящиков. Мы подоспели вовремя. Подходя к вагону, я нащупала в сумке багажную квитанцию, собираясь предъявить ее служащим, указать на свои вещи и дать рабочим щедрое вознаграждение, чтобы они перенесли вещи в камеру хранения.
Неожиданно зазвенели колокола и завыли сирены; это был второй сигнал, предупреждавший о приближении вражеских самолетов. По-видимому, первого сигнала, который обычно дают за четверть часа до второго, не было — его не слышали ни мы, ни обитатели гостиницы, ни прохожие, которых мы встречали по дороге, — никто, казалось, не подозревал о надвигающейся опасности.
Пассажиры, уже сидевшие в поезде, тотчас же устремились наружу. Несколько стоявших неподалеку часовых побежали к ним, выкрикивая какие-то не понятные нам фразы.
Кое-кто из китайцев спустился в расположенное на улице подземное убежище, но оно явно было переполнено, так как люди выходили оттуда. У нас не было шансов найти там место.
Большинство покинувших поезд пассажиров бежали, спотыкаясь и падая, или ложились среди развалин домов вдоль дороги.
Мы остались на улице одни, и какой-то подоспевший солдат крикнул, чтобы мы немедленно спрятались. Это было непросто — мы находились посреди широкого проспекта.
Неподалеку, с той стороны, откуда мы пришли, виднелся частично уцелевший дом.
— Живо туда! — сказала я Йонгдену, обогнавшему меня, когда мы шли к багажному вагону, махнув рукой в сторону убежища, и направилась к нему.
Солдат проорал как оглашенный еще что-то. Я обернулась и снова жестом призвала ламу поспешить за мной, так как самолеты уже показались.
Хлоп!.. За моей спиной раздался выстрел. Пуля упала не сверху — в меня выстрелил солдат. Он промахнулся, то ли умышленно, то ли случайно.
Как я уже говорила, находиться на улице после второго сигнала тревоги было запрещено, и тем более бежать, размахивая руками. Могут заподозрить, что человек подает знаки вражеским летчикам. Моя пантомима, обращенная к ламе, была превратно истолкована.
К счастью, чувство долга этого вояки не было настолько сильным, чтобы подвигнуть его еще на один выстрел, подвергая свою жизнь опасности. Повернув голову, я увидела, что он перебежал через дорогу и лег в кювет.
«Рак-так-так», — гнусавили пулеметы. «Бум!» — прогрохотала немного дальше, взрьюаясь, бомба. «Бум!» — вторила ей другая. «Рак-так-так»…
Сидя на сломанных досках посреди рухнувших стен и разбитой мебели бывшего особняка, мы ждали, когда кончится эта пытка.
Внезапно наступила тишина. Еще не прозвучал вой сирены, оповещающий о миновавшей опасности, а несколько солдат уже вышли из укрытия; за ними последовал другой, более многочисленный отряд; все они шли вверх по улице.
— Уже можно выходить? — спросил у них Ионгден.
Двое-трое сделали утвердительный жест. Когда я выбралась из руин, солдаты увидели, что я — иностранка, и один из них сказал:
— Ваши слуги ждут на мосту.
Что они там делали? Что с ними еще приключилось?.. Я оглянулась и посмотрела на багажный вагон. Издали я не заметила возле него никого из служащих. Можно вернуться позже, подумала я, сначала надо выяснить, что понадобилось моим слугам.
Не успела я дойти до моста, как увидела спешившего мне навстречу повара; он был явно в смятении.
— Пойдемте! Пойдемте! — воскликнул он, подбегая ко мне. — Поезд уже пришел и сразу же уходит. Орш с вещами на мосту. Побежали! Это последний поезд. Через час здесь будут японцы…
Я вновь посмотрела в сторону багажного вагона. Под деревьями уже сгущались тени, и улица, которая вела к дороге через железнодорожное полотно с мостом, слегка изгибалась. Я ничего не увидела и лишь услышала шум удалявшегося поезда, того самого, на котором мы прибыли, — он возвращался в Тайюань. Вероятно, на нем уехали солдаты, проходившие мимо нас. Часовых, стоявших днем возле моста, там уже не было.
— Это последний поезд!.. Там японцы!.. — снова закричал объятый ужасом повар.
Багажный вагон… мои вещи… книги, записи, фотографии, плоды трехмесячного труда в Утайшане!..
Я продолжала оглядываться, никак не решаясь уйти. В потемневшем небе разливалось красное зарево. Очевидно, от упавших бомб где-то вспыхнули пожары.
— Последний поезд… — бормотал Ионгден.
И мы вчетвером помчались на вокзал.
Поезд был забит до отказа: люди облепили крыши вагонов, висели на подножках, сидели на кучах тендерного угля, а некоторые оседлали буфера, откуда их пытались согнать проводники. Я забралась на одну из подножек, и Ионгден подталкивал меня сзади, чтобы я смогла войти в вагон, а слуги толкали Ионгдена.
Было так тесно, что протиснуться внутрь казалось невозможным. Я добралась до второго купе от входа, но дальше пути не было: передо мной возвышалась баррикада из людей и вещей. Я заглянула в купе. Все полки были заняты, а у двери возвышался огромный тюк, на котором я на худой конец могла расположиться, при условии что лежавший на нем мальчишка лет восьми-девяти не оказался бы слишком беспокойным, но я решила пресекать все его попытки дрыгать ногами.
