Но тут я наткнулась на портье-индуса и уже привычный отказ: «Все комнаты заняты». В подтверждение своих слов он указал мне на доску с ключами, где напротив номера каждой комнаты значились одна либо несколько фамилий.
Это меня не остановило: я твердо решила провести ночь под крышей и заявила, что никуда отсюда не уйду, требуя позвать начальника или начальницу.
Портье решил подняться со мной на лифте на шестой этаж к заместительнице директора, квартира которой находилась там.
Она также сказала, что свободных номеров в наличии нет.
Однако я не требовала предоставить мне комнату или спальное место, а лишь просила не прогонять нас. Не могла же она допустить, чтобы европейская женщина ночевала на улице…
Безусловно, служащей стало жаль, что мы оказались в таком отпаянном положении…
— Я должна посоветоваться с директором, — сказала она. — Пойдемте вниз.
Мы снова спустились в лифте на первый этаж, и после недолгого ожидания я увидела дородного мужчину, который вышел из рабочего кабинета, где задержался в столь поздний час. Взглянув на меня, он воскликнул:
— Как, это вы!..
Это была «я», но я не узнавала того, кто, очевидно, хорошо меня знал.
По правде сказать, я боялась, что этот человек обознался, но мое желание найти пристанище было так велико, что, скорее всего, если бы он даже принял меня за другую, я не стала бы его разубеждать.
Но директор не ошибся, память у него была лучше моей.
— Сиань, — произнес он. — Вы ехали в Ганьсу…
Да, в самом деле, мы встречались во время гражданской войны в осажденном Сиане, где я провела больше месяца. Кажется, это было в 1918 году.
Разумеется, теперь не могло быть и речи о том, чтобы мне указали на дверь.
На втором этаже располагалась гостиная; из нее сделали дополнительную комнату и собирались поселить туда одного китайца, чья жена и дети уже жили в доме.
Что ж, этот господин мог остановиться у своих родных. Обстоятельства требовали, чтобы человек жертвовал своими удобствами.
На том же этаже нашлась комнатушка и для Йонгдена, которого директор тоже хорошо помнил. Я отправила слуг на китайский постоялый двор.
Мой знакомый ушел. Ионгден тоже удалился к себе, а я долго озиралась по сторонам. Наверное, у меня был такой же изумленный вид, как у какого-нибудь праведника, попавшего в райские кущи.
Чистота, комфорт, тишина и покой!..
Но тут я бросила взгляд на наши вещи: сумочку, чехол для зонта и шляпную коробку; лама уже унес свои туалетные принадлежности.
Не считая надетой на нас одежды, это было всё наше имущество!..
На следующий день, вскоре после завтрака, снова завыли сирены воздушной тревоги, и я узнала, что несколько недель тому назад самолеты разбомбили город Аньян, расположенный поблизости.
Ханькоу, куда я добралась издалека ценой таких неимоверных усилий, явно не был тихим приютом.
Что же было дальше?..
Я стала беженкой, одной из миллионов людей, ныне лишенных в Китае крова.
Не желая сворачивать с намеченного пути, а также стремясь присутствовать при развязке трагедии, начало которой мне довелось лицезреть, я не стала покидать страну, где она разворачивается.
Уехав из Ханькоу, подвергавшегося бомбардировкам, я добралась до Ичана, а затем села на пароход и поплыла вверх по течению Янцзы, перебралась через речные пороги, окруженные гигантскими ущельями, и высадилась на берег в Чунцине.
После одного из первых японских налетов, длившегося примерно с четверть часа, там погибло десять тысяч человек, причем многие из них сгорели заживо в своих объятых пламенем домах.
Затем я снова увидела Чэнду, роскошную столицу провинции Сычуань, где мне безмятежно жилось пятнадцать лет тому назад.
Несколько месяцев здесь было спокойно, а затем бомба угодила в крышу дома, где рукопись этой книги перепечатывали на машинке. В непосредственной близости от него сгорел целый квартал: более полутора тысяч зданий.
Так, переезжая из города в город, я добралась до пределов Китая, его дальнего, еще дикого запада, края пастухов, обитающих в закопченных юртах, и благородных разбойников, о которых я рассказала в другой книге
[79].
Эпилог
Опасность приближается
Нежданно-негаданно я снова вернулась в Тибет.
Однако грозовые тучи продолжают сгущаться. Они уже нависли над этой высокогорной страной богов; возле моей хижины
[80], за которой начинаются безлюдные просторы, устанавливают сирены и роют подземные убежища… Того и гляди, что-то произойдет
[81].
Как-то на днях я решила найти укрытие на случай опасности и отправилась на кладбище, примостившееся на склоне горы, среди глыбовых развалов — следов давнего оползня… После скитаний из приюта в приют мне, возможно, придется прятаться среди могил.
Возможно также, у людей скоро не останется другого прибежища, кроме Смерти, избавляющей от страданий и бед, порожденных человеческим безумием.
Дардо, пограничная область Китая Август 1939 г.
Следующая книга, повествующая о моих дальнейших странствиях, выйдет под заголовком: «На Диком Западе огромного Китая». Если только…
Приложение. Китайские патриотические песни
Песня, призывающая народ на борьбу
Вставайте, если вы не желаете становиться рабами.
Чтобы защитить нашу страну, отдадим свою плоть и кровь, возведем вокруг нее бастион.
Это необходимое, решающее испытание для Китайской Республики.
Пусть каждый, отказавшись от уз, связывающих его с родной деревней, во весь голос обращается к другим с призывом:
«Вставайте! Вставайте! Давайте объединяться!
Объединив наши души, станем единым духом!»
Песня решительных мужчин
Куда бы вы ни шли: навстречу жизни или смерти, вставайте, идите вперед, не отступайте.
Тысячи наших братьев убиты, у нас отняли родную землю.
Вставайте, не сдавайтесь, куда бы вы ни шли: навстречу жизни или смерти.
Пусть те, у кого есть сабли, возьмут их в руки, а те, у кого сабель нет, вооружатся палками.
