«И, вообще, птичка, почему ты все время обращаешься ко мне на «Вы», ведь ты же всегда говоришь мне «ты», люди сегодня такие застенчивые, вчера в мясной лавке я спросила продавщицу, изменяла ли она когда-нибудь мужу, послушай, она покраснела и стала заикаться, а покупатели, конечно, очень заинтересовались этим, но ничего не поделаешь, клиентура важна повсюду, также и здесь у вас… Птичка, а что эти люди здесь делают?»
«Это студенты…»
«Тогда я здесь – студенческий корм
[25]… его я никогда не любила, впрочем, он был слишком липкий, я любила моего Вилли, он всегда делал то, что я хотела, но он когда-то исчез, нет, точнее говоря, это я ушла… на такси в Гамбург, мы как-то поехали на такси из Бонна в Гамбург попить кофейку на Аусенальстер и потом опять назад, это я всегда хотела… это было великолепно. Почему, собственно, говорят «великолепно», а не «придурковато». Собственно говоря, это дерзость, птичка, что мужчины всегда присваивают самое лучшее. Ты не подрезала, впрочем, свои когти, ты должна получше заботиться о себе… Ты все молчишь и молчишь, тогда я лучше уйду…».
«Вы чувствуете себя больной?».
«Больной? С чего это вы взяли? Такой здоровой как сейчас я никогда еще не была! Ты хотя и профессор, но ничего не понимаешь. Называть здоровых людей больными. Ты хочешь просто занять свои койки. Я такая творческая, как никогда. Поэтому я ничуть не хочу спать. Вчера ночью я писала роман, ну и что ты скажешь…».
«Вы хотите еще что-нибудь важное сказать?».
«Сейчас нет, у меня больше нет времени, меня ждут еще в другом месте, пока люди… Как тебя зовут, да, тебя, с крутой прической?… Впрочем, не имеет значения, я пошла, обратите внимание, у птички можно многому научиться…».
Она вскочила, схватила свою маленькую сумочку, снова закружила ее вокруг указательного пальца и покинула зал под наши дружеские студенческие аплодисменты.
Профессору Фогелю не пришлось нам долго объяснять, – несомненно, это была явная маньячка. Она перескакивала с одной темы на другую. Нечто подобное называют бегущими мыслями, так как здесь в какой-то степени еще можно понять весьма рыхлые ассоциации, в отличие от непоследовательности шизофреников, подразумевающей настоящие скачки мысли. Во время этой живой беседы профессор свободно сидел в своем кресле, время от времени сцепляя руки на затылке и стараясь, как и с депрессивной пациенткой, осанкой выразить сочувствие, поскольку ему не удавалось вступить в беседу. Обращение с маньяками предполагает наличие большого человеческого чутья. С одной стороны, маньяки могут быть пленительно остроумны, и тогда они зарабатывают искренний смех слушающего терапевта. С другой стороны, всегда нужно помнить, что здесь человек часто раскрывается сверх грани приемлемого. Позже он вспомнит обо всем этом, а также и о хамском смехе неотесанного лекаря. Таким образом, лечение маниакальных пациентов – это всегда хождение по лезвию, попытка сохранить критическую оценку больного, не теряя к нему уважения. Тут требуется готовность идти на компромисс. Не следует позволять пациенту все, но надо учитывать, что запанибратские замечания пациента обусловлены болезнью. Мозговая деятельность больного в маниакальной фазе заторможена. Они хорошо замечают фактические ошибки, но у них нет тормозов, и они все швыряют вам прямо в лицо, приводя вас иногда в сильное замешательство.
Веселое настроение идет рука об руку с завышенной самооценкой, вплоть до мании величия. Я вспоминаю одного симпатичного, немного хилого и всегда исключительно корректного банковского служащего, который впервые заболел манией. Хотя он и начинал всегда свои полные маниакального величия оценки всего и каждого с пустой фразы «Я как человек и бухгалтер…», но его эго было, тем не менее, гигантским. Он никак не мог выбрать, стать ему американским президентом, генеральным секретарем КПСС в Москве или римским Папой. Но он всегда разговаривал приветливым тоном и исходил из того, что мы, простые смертные, должны покорно ждать, пока он не решится занять подобающее ему высокое положение. Тем не менее, он принимал препараты, и таким образом, смог постепенно снова спуститься на землю до того, как принял решение, какое высокое положение в мире скорее всего соответствует его внутреннему ощущению. В конце концов, он выздоровел. И нашел, что нет большего счастья, чем быть просто бухгалтером.
Диагностировать манию не всегда просто. Чтобы понять, имеем мы дело с веселым, но совершено обычным жителем Рейнской области или с больным, нуждающимся в лечении, нередко нужны свидетельства родственников. И конечно, они нужны для того, чтобы ответить на вопрос, вернулся ли пациент в реальность.
Маньяки постоянно становятся героями крупных газетных заголовков. Естественно, плохо информированная публика смеется, когда читает, что адвокат в костюме ковбоя с пистолетом в руках ворвался в ночной клуб, чтобы «освободить» там буфетчицу, которая, однако, вовсе не хочет «освобождаться». Все же, все подобные пациенты, как правило, полностью излечиваются. Когда в одной крупной фирме ведущий специалист во время испытательного срока заболел манией величия, он по-приятельски обращался на «ты» к своему новому шефу, вел себя необузданно, с настроением, соответствующим маниакальной стадии болезни. Его не уволили сразу только потому, что психиатр, с которого был снят запрет на разглашение медицинской тайны, смог объяснить происходящее. Маньяк выздоровел, фирма сохранила благодарного высоко мотивированного сотрудника, а пациент – свою работу.
К нам в клинику повторно поступила маниакальная пациентка. У нее было веселое и немного перевозбужденное настроение. Возбужденная мания – это неприятный вариант заболевания. Дома она буянила и была принудительно госпитализирована к нам. Мы очень любили ее, так как в маниакальной фазе у нее бывали яркие фантазии, она постоянно делала нам оригинальные и, к сожалению, часто справедливые замечания. В клинике она была возмутителем спокойствия. Мы были к ней доброжелательны, и дела у нее шли все лучше. Тогда она попросила нас разрешить ей выход во двор больницы. Это не показалось нам чем-то из ряда вон выходящим, однако, мы не подумали, что «двор больницы» для маньяка значительно больше, чем мы могли себе представить. В итоге примерно через час нам позвонили из местной казармы бундесвера. Дежурный офицер был очень встревожен. Он сообщил, что у них находится наша «сбежавшая» пациентка. Офицер сказал, что в данный момент она танцует на столе дежурного, и спросил, не можем ли мы послать несколько «санитаров»», чтобы «препроводить» (на военном языке) пациентку снова «в учреждение» – под учреждением он подразумевал нас. Мы решили пошутить и послали в казарму ученицу школы медицинских сестер хрупкого телосложения, и она спокойно и благополучно вернула пациентку к нам. Пациентка была в восторге от прогулки, а у бундесвера едва не сдали нервы. Представить только: более 500 вооруженных до зубов мужчин и наша безоружная пациентка! С тех пор я больше не верю в обороноспособность Федеративной Республики Германии…
Маньяков бывает тяжело уговорить лечиться, так как они не чувствуют себя больными. При этом встает и этическая проблема. Можно ли, лечить людей против их воли? Тем более, что позднее, в здоровый период, маньяки сохраняют в своей памяти события маниакальной фазы как действительно яркие этапы своей жизни. Но многие пациенты в этой сравнительно короткой фазе разрушают свою жизнь. Они выбрасывают деньги прямо в окно, связываются с сомнительными людьми, изменяют супругам, сердят своих друзей. Иногда в конце маниакальной фазы они оказываются перед грудой обломков. И таким образом, за манией нередко следует депрессивная неустойчивость, которая может иметь очень даже реальные причины. Депрессивному больному близкие люди сочувствуют, а маниакальным больным – нет. Маньяк не выглядит достойным сожаления, он всех нервирует своим пронзительным весельем или взвинченностью. Маньяк не вызывает естественного желания помочь. При депрессии страдает, прежде всего, пациент, при мании страдают, прежде всего, окружающие. Но после приступа пациент очень ясно видит, что он натворил. Врач работает в таких случаях как бы по предполагаемому заказу пациента, выздоровевшего после приступа болезни. И действительно, пациенты после затухания маниакальной фазы, как правило, благодарны врачу, а также и родственникам за все их усилия уберечь его от наихудшего.
