Он рванулся с банкетки и, хихикая, упал на пол. Учительница села рядом на корточки и мрачно смотрела на Беньи, пока тот не замолчал. Тогда она сказала:
– Если я напишу заявление директору, ему придется временно тебя исключить. А может, даже выгнать из школы. Скажу тебе одну вещь, Беньямин. Иногда мне кажется, что именно этого ты и хочешь. Ты будто бы пытаешься доказать всему миру, что нет в твоей жизни таких вещей, какие тебе не хватило бы духа разрушить.
Беньи не ответил. Учительница протянула ему куртку.
– Я выключу сигнализацию и пущу тебя в спортзал, чтобы ты принял душ. Пахнет от тебя так, что хоть в санэпидемстанцию звони. У тебя в шкафчике есть запасная одежда?
Учительница помогла ему встать, и Беньи слабо улыбнулся:
– Чтобы предстать перед директором в подобающем виде?
Она вздохнула:
– Я не буду писать заявление. Разрушай свою жизнь собственными руками, я не буду тебе помогать.
Беньи посмотрел ей в глаза и благодарно кивнул. Внезапно голос его повзрослел, а взгляд стал серьезным.
– Извините, что называл вас «цыпочкой». Это было неуважительно. Больше не буду. И другие тоже.
Он почесал затылок, и Жанетт почти пожалела о том, что честно ответила Адри, когда они сидели в кабаке в Хеде, на вопрос о том, как Беньи ведет себя в школе. Она знала, что Беньи говорит правду: больше никто из класса так ее не назовет, и задумалась, каково это – быть авторитетом для всех. Одно-единственное слово – и все хоккеисты школы не будут чего-то делать. Или, наоборот, будут. Ей даже захотелось самой сыграть в хоккей. Они с Адри дружили с детства и когда-то вместе играли в женской команде Хеда. Иногда Жанетт казалось, что они бросили хоккей слишком рано. Интересно, какой была бы их жизнь, если бы в Бьорнстаде открыли команду для девочек?
– А теперь иди в душ, – сказала она, похлопав Беньи по руке.
– Слушаюсь, фрекен, – улыбнулся тот, и взгляд его снова стал детским.
– Я не в восторге, когда ко мне обращаются «фрекен».
– Как же к вам обращаться?
– Жанетт. Это будет в самый раз.
Она сходила в машину и взяла там спортивную сумку с полотенцем для Беньи. Затем он вслед за ней спустился в спортзал и, когда она отключала сигнализацию и запирала дверь, сказал, стоя в дверях:
– Вы хороший учитель, Жанетт. Просто вам не повезло с нашим классом, не вовремя вы к нам попали.
И тогда она поняла, почему к нему прислушивается вся команда. И почему в него влюбляются девочки. Когда он разговаривает с тобой, глядя прямо в глаза, ты ему веришь, что бы ни случилось за минуту до этого.
Отец Кевина завязал галстук, поправил запонки на манжетах и взял портфель. Выйдя во двор, он хотел, как обычно, крикнуть сыну «пока», но передумал и пошел на террасу. Поставив на землю портфель, взял клюшку. Они стояли рядом, по очереди забивая шайбы в ворота. В последний раз такое было лет десять назад.
– Спорим, ты не попадешь в штангу? – сказал отец.
Кевин недоуменно поднял брови, словно услышал шутку. Но поняв, что отец говорит на полном серьезе, отодвинул шайбу на пару сантиметров назад, мягко приподнял запястья и со звоном дал шайбой по штанге. Отец одобрительно постучал клюшкой об лед.
– Повезло?
– Хорошему игроку всегда везет, – ответил Кевин.
Эту истину он усвоил в детстве. Отец не поддавался ему, даже когда они играли в настольный теннис в гараже.
– Ты видел статистику матча? – с надеждой спросил сын.
Отец кивнул. Посмотрев на часы, взял портфель.
– Надеюсь, ты не думаешь, будто из-за финала на этой неделе можешь не выкладываться в школе на сто процентов?
Кевин помотал головой. Отец чуть не дотронулся до его щеки. Чуть не спросил, откуда у него на шее красные следы. Но вместо этого лишь кашлянул и сказал:
– Теперь люди будут придираться к тебе больше обычного, Кевин, поэтому помни, что нельзя поддаваться вирусу. Тебе нужен крепкий иммунитет. Финал – это не только хоккей. Это то, какой из тебя выйдет мужчина. Возьмешь ли ты то, что по праву тебе причитается, или будешь стоять в углу и ждать, пока кто-то тебе это даст.
Не дожидаясь ответа, отец ушел, а сын остался стоять, глядя на царапины на руке и чувствуя, как кровь пульсирует в шее.
Мама была на кухне. Кевин неуверенно посмотрел на нее. На столе ждал горячий завтрак. Пахло свежим хлебом.
– Я… наверное, это глупо, но… Я отпросилась с работы, чтобы до обеда побыть дома, – сказала она.
– Зачем? – спросил Кевин.
– Я подумала, что мы… могли бы немного пообщаться. Вдвоем. Ну… поговорить.
Он старался не смотреть ей в глаза. У матери был такой умоляющий взгляд, что он просто не выдержал бы.
– Мне в школу пора, мам.
Она кивнула, прикусив губу:
– Да. Конечно. Я понимаю… Это было глупо с моей стороны.
Ей хотелось задать сыну миллион вопросов. Поздно ночью она нашла в барабане сушилки простыню, хотя Кевин обычно даже носки не мог постирать. Кроме того, там лежала футболка с пятнами крови, которые не до конца отстирались. А пока он рано утром забивал во дворе свои шайбы, она зашла в его комнату и нашла на полу пуговицу от блузки.
Она хотела пойти к нему, но не знала, как следует разговаривать со взрослым мужчиной через закрытую дверь ванной комнаты. Собрав портфель, она села в машину и спустя полчаса остановилась в лесу. До обеда она просидела в машине, чтобы на работе никто не спросил, почему она приехала так рано. Ведь она отпросилась, чтобы побыть с сыном.
Мира постояла возле двери в комнату Маи, держась рукой за ручку, но второй раз стучать не стала. Дочь сказала, что ей нездоровится, а Мира была не из тех тревожных мамаш, которые пристают с расспросами. Ей хотелось быть крутой современной матерью. Она не стала стучаться к Мае, чтобы поинтересоваться, только ли в болезни все дело. Нормальные родители так не делают. Если хочешь, чтобы подросток замкнулся в себе, предложи ему: «Может, поговорим?» Не спрашивать же, с чего вдруг дочь сама постирала одежду. Что она, в самом деле, полиция нравов?
Нет, Мира – современная мать, она не страдает гиперопекой и не парится из-за пустяков. Она села в машину и поехала на работу. Через сорок пять минут она припарковалась в лесу. Мира сидела в темноте и ждала, пока к ней вернется способность нормально дышать.
Лит открыл дверь и просиял, как будто увидел торт. – Кевин! Здорово! Или… ты?..
Кевин нетерпеливо кивнул:
– Готов?
– К чему? Ты… про школу? Мы с тобой? Вместе пойдем в школу? Ты серьезно?
– Ты готов или нет?
– А где Беньи?
– Забудь про Беньи, – прошипел Кевин.
