– Меня зовут Анн-Катрин, мой муж – давний приятель твоего папы.
– Мая, – шепнула Мая.
Анн-Катрин ласково коснулась ее щеки:
– Ты очень смелая, Мая.
Петер ехал из Бьорнстада обратно в Хед. Он вошел в больницу, готовый торжествуя доложить Мае, что Кевина задержала полиция. Что справедливость восстановлена. Вошел в палату и увидел ее. Нет на свете ничего более крохотного и жалкого, чем твой собственный ребенок на больничной койке. Не существует никакой справедливости. Петер сидел рядом с дочерью и плакал, потому что никогда не смог бы никого убить. Наконец он спросил:
– Что я могу сделать, Мая? Скажи, что я могу сделать…
Дочь провела рукой по его щетине.
– Люби меня.
– Я буду любить тебя вечно.
– Так, как ты любишь хоккей и Дэвида Боуи?
– Больше, Огрызочек, бесконечно больше.
И Мая рассмеялась. Как ни странно, но рассмешил ее именно «Огрызок», семейная кличка десятилетней давности. Когда ей было пять, она съедала все яблоко целиком, вместе с косточками. В девять лет она попросила отца перестать ее так называть и сразу же пожалела об этом.
– Мне нужны две вещи, – шепнула она.
– Дай угадаю: Ана и гитара? – говорит он.
Она кивнула. В палату вернулась Мира. Пальцы родителей соприкоснулись. Когда Петер стоял у двери, дочь крикнула:
– И поговорите с Лео. Иначе он очень испугается. Родители переглянулись. Сколько должно пройти лет, чтобы они перестали вспоминать это мгновение без разрывающей боли в сердце? Единственный человек, который сегодня вспомнил о Маином младшем брате, была сама Мая.
Анн-Катрин сидела в ординаторской, глядя в стену. Она, как и все, слышала, что полиция задержала Кевина, но одна из немногих была в курсе, почему Мая в больнице, и понимала, как одно связано с другим. Мая не узнала Анн-Катрин, и Кевин не узнал бы, хотя она не пропустила почти ни одного матча с тех пор, как он играл в детской команде. Некоторые родители остаются безликими для других детей.
Анн-Катрин написала эсэмэс сыну: «Удачи». Бубу немедленно ответил: «Кев?? Что-нибудь слышала?» Мама солгала: «Нет. Ничего. Сосредоточься на игре, дорогой!» Через несколько минут он ответил: «Выиграю ради Кева!!» Мучительно сглотнув, она набрала: «Я тебя люблю». Бубу ответил, как отвечают все подростки: «Ок».
Анн-Катрин откинулась на жесткую спинку, уставилась в потолок и подумала обо всех несчастных детях, которым сейчас так больно. В этой больнице чего только не насмотришься. Именно поэтому столько ее коллег не выдерживают. У врачей и сестер не бывает ни перерывов на летние тренировки, как в хоккее, ни финалов, ни пауз между периодами. У них всегда сезон, день за днем, и это может сломить даже самых стойких. Даже людей из Бьорнстада.
А что будет, когда сломаются самые стойкие? Кто поведет остальных?
Давид приподнялся, прокашлялся, чтобы привлечь внимание парней, но замолчал, заметив, что они уже рассаживаются по местам. Но не из-за него, а из-за Беньи. Тот шел по проходу, по очереди смотрел каждому в глаза и в конце концов остановился рядом с Филипом, тихим парнем на год младше остальных игроков, живущем на Холме в трех домах от Кевина.
– Когда мы были маленькие, Филип, и ты переживал, что ты самый мелкий и слабый в команде, когда ты не мог бросить шайбу выше желтой полоски, идущей по низу борта, что тебе тогда говорил Давид?
Филип смущенно посмотрел вниз, на колени, но Беньи взял его за подбородок и заставил поднять глаза. Филип не только на год младше других, он так долго отставал физически от игроков вроде Бубу, что никто даже не замечал, как хорошо ему дается все остальное. Он был из тех, кто первым исчезает в раздевалке, помалкивает, не создает проблем, просто следует за всеми. За последние три года он стал безусловно лучшим защитником в команде, причем никто даже не понял, как это случилось.
– «Плевать на других, делай свое дело», – тихо ответил Филип.
Беньи кивнул и похлопал его по макушке. Потом обратился к Вильяму Литу:
– А что Давид говорил тебе, Лит, когда все остальные научились кататься спиной вперед, а ты нет, и ты решил бросить хоккей?
Лит зажмурился и злобно вытер слезы со щек.
– «Делай свое дело».
Беньи взял Лита за плечи и посмотрел ему прямо в глаза, снова цитируя тренера:
– «Мы – команда. Друг без друга мы никто. Когда падает один, на его место встает другой».
Проведя рукавом по глазам, Лит подхватил:
– «Команда больше чем ты. Клуб больше чем индивид».
Когда никто, кроме Лита, не слышал, Беньи шепнул ему на ухо:
– Мы рассчитываем на тебя, Лит, сегодня ты наш капитан. Ты должен вести нас.
Скажи Беньи в эту секунду Литу убить человека, тот не задумываясь сделал бы это. Ни спорт, ни наука на самом деле не знают, кто они такие – лидеры, за которыми мы следуем. Главное, чтобы мы, глядя на них, ни в чем не сомневались.
Беньи подошел к Бубу, великану, который был лучшим защитником, пока остальные не научились кататься на коньках лучше его.
– Что почти самое крутое на свете, Бубу?
Бубу, помолчав, неуверенно ответил:
– Трахаться?
Кто-то заржал. Беньи наклонился к Бубу близко-близко.
– Но сперва мы сделаем самое крутое, что есть на свете, Бубу. Что от тебя сегодня требуется?
Бубу встал.
– Только одно, нет?
– Победа, – сказал Беньи.
– Победа! – крикнул Бубу.
– Победа! – взорвался автобус.
Давид сел. «ПОБЕДА! ПОБЕДА! ПОБЕДА!» – ревел автобус, и Давид стер эсэмэс от отца Кевина. Когда подошел Бенгт и спросил, нет ли новостей, Давид покачал головой:
– Нет. Ничего не слышно. Делай свое дело, Бенгт.
Беньи ушел и улегся на заднее сиденье. И проспал там всю дорогу.
32
Глубоко в лесу лежал городок, где так любят игру. В комнате на кровати сидела девочка и играла для своей лучшей подруги. В отделении полиции сидел молодой человек. В больничном коридоре нянечка прошла мимо адвоката, на трибунах ледовой арены в столице стояли взрослые мужчины и женщины, скандируя, что они – медведи из Бьорнстада, вместе со спонсорами и членами правления клуба, которые десять лет назад посмеялись над спортивным директором, сказавшим, что однажды у них будет лучшая команда юниоров в стране. Сейчас все здесь, кроме него.
В раздевалке команда с клюшками в руках ждала начала матча, на скамейке младший брат с телефоном на коленях ждал, что напишут в интернете друзья о его старшей сестре, когда всё узнают. Богатый клиент звонил в адвокатскую контору, а в другой адвокатской конторе мать развязывала войну. Девочка все играла, пока подруга не заснула, а в дверях стоял отец и думал, что девочки выдержат. Они сильные. И поэтому ему было страшно. Потому что, если они выстоят, мир по-прежнему будет считать, что все нормально.
