33
В детстве, когда ее что-то огорчало, Мая всегда ложилась спать. Засыпала, чтобы пережить во сне то, с чем не справлялась наяву. Когда ей было полтора года, мама везла ее на арендованной машине по центру Торонто, и на одном из самых оживленных перекрестков города мотор заглох. Им сигналили автобусы, кричали таксисты, Мира орала по телефону на беднягу-администратора прокатной фирмы. А полуторагодовалая девочка посмотрела по сторонам, широко зевнула, закрыла глаза и проспала глубоким сном до тех пор, пока они не вернулись в отель шесть часов спустя.
Теперь Мира стояла в коридоре своего дома и смотрела на дочь через открытую дверь. В свои пятнадцать Мая до сих пор засыпала, когда ей было больно. Ана лежала рядом под одеялом. Возможно, похоронив ребенка, воспринимаешь все немного иначе, а может, все родители чувствуют то же самое, но как бы то ни было, единственное, чего Мира всегда желала своим детям, – это здоровья, защищенности и лучшего друга.
Тогда можно пережить все. Почти.
Этот матч Давид запомнил навсегда. Ночами напролет он пересказывал последние минуты игры своей девушке, легонько постукивая по ее животу и шепча: «Не спи! Я еще не дошел до главного!» Раз за разом повторял, как Амат бросался на лед и блокировал головой броски, так что судья в конце концов не выдержал и заставил его уйти с площадки и проверить, нет ли на шлеме трещин. И что дольше всех продержался на льду Лит, а те несколько минут, что он не играл, вел себя, как настоящий герой: никто так не подбадривал и не хвалил других, не хлопал по спинам и не поднимал обессилевших товарищей со скамейки. Когда Бубу, уходя с площадки, споткнулся на пороге и растянулся на полу, именно Лит подхватил его и принес бутылку с водой. А тем временем Филип играл как заправский взрослый игрок, без единой ошибки. А Беньи? Беньи был повсюду. Давид видел, как шайба попала ему в голеностоп, да с такой силой, что помощник тренера Бенгт схватился за собственную ногу и заорал:
– Даже МНЕ было больно!
Беньи играл несмотря на боль, все они готовы были пробить лбом стену и идти дальше. Каждый выложился по полной. Каждый превзошел сам себя. Они отдали себя целиком, ни один тренер не смог бы потребовать большего. Они старались как могли.
Но этого оказалось мало.
Когда противники сравняли счет 3:3 меньше чем за минуту до конца периода, команда рухнула на лед, два десятка родителей рухнули на трибуны, рухнул город в лесу. В перерыве перед овертаймом троих игроков рвало. Еще двое не смогли вернуться на площадку из-за судорог в мышцах. Свитера были насквозь мокрые, каждая клетка – выжата. И все же прошло целых пятнадцать минут, прежде чем противнику удалось сломить их в последний раз. Они всё носились и носились туда-сюда, и вот наконец Беньи не успел добежать, Филип впервые упустил своего игрока, клюшка Лита оказалась слишком коротка, а Амат бросился на лед на долю секунды позже, чем нужно, чтобы прикрыть ворота.
Весь «Бьорнстад-Хоккей» лежал на поле, соперники плясали вокруг, их родители и друзья радостно высыпали на лед. Только когда вопли и песни золотых медалистов переместились в раздевалку, Филип, Бубу, Лит и Амат горестно поплелись к себе. Взрослые мужчины и женщины так и сидели на трибуне, уронив лица в ладони. А два малыша горько плакали на руках у мамы.
Два десятка сердец после поражения. Эта планета не знает большей тишины. Давид вошел в раздевалку: на полу и на скамейках растянулись его игроки – избитые, убитые, многие так устали, что даже не могли снять защиту. Бенгт стоял рядом и ждал, что скажет тренер, но Давид просто развернулся и ушел.
– Куда он? – спросил кто-то из родителей.
– Мы не умеем проигрывать, потому что не проигрываем никогда, – пробормотал Бенгт.
Руку в конце концов протянул капитан команды противника. Он только что принял душ и переоделся, но майка была вся в пятнах от шампанского. Номер шестнадцатый все еще лежал на спине, на льду, в коньках. Трибуны почти опустели.
– Отличная игра, чувак. Если когда-нибудь решишь сменить клуб, приходи играть с нами, – сказал капитан.
– Если когда-нибудь решишь сменить клуб, приходи играть со МНОЙ, – отвечал Беньи.
Капитан, рассмеявшись, помог Беньи встать и заметил, как перекосилось его лицо.
– Все нормально?
Беньи кивнул: фигня, – но всю дорогу до раздевалки опирался на противника.
– Ты уж прости… что так вышло… – Беньи махнул рукой на темные лампочки на потолке.
Капитан заржал в голос:
– Ты серьезно? Жаль, мы сами до такого не додумались. Ты крутой чувак. Больной на всю голову, мэн, но офигенно крутой.
Они расстались, крепко пожав руки. Беньи вполз в раздевалку и лег на пол, даже не пытаясь снять коньки.
Габи шла с детьми по коридору мимо других взрослых в зеленых шарфах и свитерах с медведем, кому-то кивала, кого-то игнорировала. Слышала, как чей-то отец назвал судью дебилом. Другой пробормотал: «Баба бесхребетная». Габи вела детей прямо к машине, не дожидаясь Беньи, она не хотела, чтобы они это слышали, и знала, что о ней скажут, если она начнет возмущаться. Когда они вышли на улицу, ее дочь, которая еще не научилась как следует выговаривать букву «л», спросила:
– Мама, а что такое «шьюха»?
Габи попыталась отшутиться, но девочка настаивала, указывая на коридор.
– Один дяденька так сказай. «Судья – шьюха!»
Прошло еще четверть часа, прежде чем Давид вернулся с пакетом, набитым шайбами. Раздал игрокам. Парни по очереди читали короткое слово, написанное на каждой шайбе. Кто-то улыбался, кто-то плакал. Бубу прокашлялся, встал и сказал, посмотрев на Давида:
– Прости, тренер… я только спросить хотел…
Давид приподнял брови, Бубу кивнул на шайбу:
– Ты не это самое… ориентацию не сменил?
Иногда смех – это спасение. Шутка может объединить группу. Залечить рану, убить тишину. Раздевалка затряслась от гогота. Наконец Давид, широко улыбаясь, кивнул:
– Завтра, когда вернемся домой, дополнительная тренировка, бег в лесу. Скажите спасибо Бубу.
И Бубу тут же пригнулся под градом шариков из скрученного скотча.
Предпоследнюю шайбу получил Беньи. Последнюю – Бенгт. Давид хлопнул помощника по плечу:
– Я поеду назад ночным поездом, Бенгт. Для вас забронирован отель, позаботься о парнях, я на тебя рассчитываю.
Бенгт кивнул. Глянул на шайбу. Прочел, роняя слезы на свитер. «Спасибо».
Габи вздрогнула, когда в окно машины постучал Бубу: дети уснули сзади, она и сама почти спала.
– Сорри… Ты же сестра Беньи, да?
– Да. Мы его ждем, он сказал, что не останется в гостинице, а поедет с нами, он что, передумал?
Бубу покачал головой.
– Он в раздевалке. Мы не можем снять с него коньки. Он попросил позвать тебя.
