– Это лучшая игра в мире. Самая лучшая игра на свете. Хочешь научиться?
Девочка кивнула.
Как бы Давиду хотелось вернуться в Хед, обнять мальчика и сказать, что теперь он знает. Но он не мог заставить себя разоблачить того, кто не захотел открыться сам. Большие тайны делают из нас ничтожных людей, особенно когда мы – те люди, от кого эти тайны скрывают.
Поэтому Давид уехал домой, положил руку на живот возлюбленной, притворясь, будто плачет об этом ребенке. Давида ждет успешная жизнь, он получит все, о чем мечтал, карьеру, успех, звания, он будет тренировать непобедимые команды в легендарных клубах по всему миру, но никогда ни одному игроку не позволит играть под шестнадцатым номером. Будет до последнего надеяться, что в один прекрасный день Беньи придет к нему и потребует свой свитер.
На могиле в Бьорнстаде лежала шайба. Текст написан мелко, чтобы все слова уместились. «По-прежнему самый смелый чувак». Рядом лежали наручные часы.
48
Мая и Ана сидели на камнях в лесу. Достаточно далеко, чтобы на их поиски ушло несколько дней.
– Ты ходила к психологу? – спросила Ана.
– Она говорит, что не надо держать все в себе, – сказала Мая.
– Она хорошая?
– Нормальная. Но болтает больше, чем мои родители. Вот бы ей кто-нибудь сказал, чтобы побольше держала в себе, – ответила Мая.
– А она уже спрашивала тебя, какой ты видишь себя через десять лет? Психологиня, к которой я ходила, когда мама уехала, обожала этот вопрос.
Мая покачала головой:
– Нет.
– Что бы ты ответила? Какой ты видишь себя через десять лет? – спросила Ана.
Мая не ответила. Ана тоже молчала. Они пошли домой к Ане, легли рядом и долго дышали в такт, пока Ана не заснула. Тогда Мая встала, спустилась в подвал и открыла оружейный сейф. Взяла ружье и вышла в темноту, неся внутри еще большую тьму.
Хоккей – это сложно и в то же время совсем просто. Да, может быть, нелегко разобраться в правилах, тяжело жить внутри культуры, почти невозможно добиться того, чтобы многочисленные поклонники не тянули его в разные стороны, норовя разодрать в клочья. Но на самом деле, в самой глубинной своей сути, хоккей прост.
– Мама, я просто хочу играть, – сказал Филип со слезами на глазах.
Она знает. Им надо решить, где он теперь будет играть. Останется ли в Бьорнстаде или поедет с Кевином, Литом и остальными в Хед. Мама Филипа умеет отличить правильное от неправильного, добро от зла, но кроме того, она мать. А в чем состоит долг матери?
Фрак обедал в окружении лучших друзей. Один из них, посмеиваясь, указал на его галстук:
– Пора бы ее уже снять, а, Фрак?
Фрак посмотрел на булавку. На ней написано «Бьорнстад-Хоккей». Он окинул взглядом остальных: все до единого уже успели снять старые булавки и прицепить новые с логотипом хоккейного клуба в Хеде. Что может быть проще? Как будто это всего лишь клуб.
Мама помогла Филипу сложить сумку – не потому что он еще маленький, а потому что ей до сих пор нравится это делать. Она положила руку ему на сердце, оно бьется в ее ладони, как сердце младенца, хотя ее шестнадцатилетний сын вымахал так, что ему приходится согнуться вдвое, чтобы поцеловать маму в щеку.
Она помнила каждый сантиметр. Каждую битву. Помнила летние сборы, когда у Филипа от бега началась такая рвота, что его увезли в больницу с острым обезвоживанием. На следующий день он вернулся на тренировки.
– Тебе не обязательно тренироваться, – сказал Давид.
– Ну пожалуйста, – умолял Филип.
Давид взял его за плечи и честно признался:
– Осенью мне предстоит собрать лучшую команду. Ты, может, ни в одном матче не поучаствуешь.
– Разрешите мне просто тренироваться. Я просто хочу играть. Пожалуйста, я так хочу играть, – всхлипывал Филип.
Ему жестоко доставалось в каждой схватке, он проигрывал во всех парных упражнениях, но всегда возвращался. В конце лета Давид приехал домой к его маме. Сидя у нее на кухне, он рассказал ей, что по результатам одного исследования очень многие элитные хоккеисты никогда не входили в пятерку лучших игроков своих юношеских команд, что на самом деле, добравшись до взрослой команды, часто выстреливают те, кто в юности не поднимался выше шестого места. И они стали бороться дальше. Они не пасуют перед трудностями.
– Если Филип когда-нибудь начнет в себе сомневаться, не надо обещать ему, что он станет лучшим. Просто попробуйте убедить его, что он может пробиться на двенадцатое место, – сказал тогда Давид.
Откуда ему было знать, чем стал тот разговор для матери и сына? У них и теперь не было слов, чтобы это объяснить. Он изменил все. Вообще все.
Мать прислонилась лбом к груди своего шестнадцатилетнего сына. Он станет одним из лучших игроков, которых когда-либо видел этот город. А он ведь просто хотел играть. Она тоже.
Фрак стоял на парковке. Мужчины пожали руки, большинство уехало в Хед. Двое еще стояли возле Фрака и курили.
– А журналисты? – спросил один.
Другой пожал плечами:
– Звонили, но мы, естественно, не отвечаем. Какого черта им надо? Нет тут для них никакого сюжета. Кевина оправдали. Они не настолько всесильны, чтобы пойти против закона.
– А у тебя есть связи в местной газете?
– Мы с главным редактором летом играем в гольф. Придется мне в следующий раз дать ему разок выиграть.
Они рассмеялись. Потушили сигареты. Фрак спросил:
– Ну и что, по-вашему, будет теперь с бьорнстадским клубом?
Мужчины посмотрели на него недоуменно. Не потому, что вопрос им показался странным. А потому, что ответ на него не волновал никого, кроме Фрака.
Магган Лит ждала в машине. Вильям сидел рядом, на нем была олимпийка с надписью «Хед-Хоккей». Филип вышел с сумкой на улицу. Долго стоял в нерешительности. Потом посмотрел на мать, выпустил ее руку и открыл багажник машины Литов. Сел сзади, его мама открыла переднюю дверь, посмотрела Вильяму в глаза:
– Здесь я сижу.
Вильям возмутился, но Магган его быстро вытолкала. Парни переглянулись, женщины тоже.
– Я знаю, что иногда веду себя как последняя дрянь, но все, что я делаю… это все ради наших детей.
Мама Филипа кивнула. Она всю ночь пыталась убедить себя и Филипа, что надо остаться в Бьорнстаде. Но сын хотел просто играть, просто получить шанс добиться большего. А в чем состоит долг матери? Обеспечить своему ребенку лучшие условия. Она повторяла это самой себе, так как помнила, чего ей стоило стать классной лыжницей. Иногда приходилось тренироваться с редкостными стервами, напоминая себе, что жизнь не имеет никакого отношения к спорту. Филип и Вильям играли вместе с детского сада, они с Магган знали друг друга всю жизнь. Поэтому они ехали в Хед. Потому что дружба – это сложно, но в то же время ничего проще нет.
