Но те держали!
Мужчины, которые до того прятали глаза, были вынуждены встать, придвинуться. Иностранцы что-то закричали на своих языках. Кто-то отчаянно завизжал. Поднялся невообразимый гвалт. С минуты на минуту могла начаться драка, в которой у заложников не было шансов.
В этот момент один из боевиков, охранявших зал, вскочил на ноги, вскинул автомат и дал длинную очередь поверх голов.
Пули защелкали, ударили в стены. И ударили в окна. Пули разбивали рамы, прошивали, дырявили картины. Дырявили нагие мужские и женские тела, лица, мадонн с младенцами, вельмож и королей, старинные замки и однажды уже убитую дичь на натюрмортах.
Посыпалась штукатурка. Все, включая боевиков, испуганно присели.
В дверь быстро шагнул Осман. Что громко крикнул. Махнул рукой.
Недавние зэки, недовольно огрызаясь, отступили и вышли из зала.
— Потом, не сейчас, вам сколько хочешь баб подгоним, — успокаивали их террористы. — Пошли, там новую жратуху из ресторана привезли. А эти от нас не уйдут. Мы их ночью. Или завтра. По одной…
Всё успокоилось. Но надолго ли?
* * *
— В здании была какая-то движуха, — доложила прослушка.
— Что конкретно?
— Конкретно — не известно. Но похоже на потасовку. Были слышны крики, преимущественно женские, автоматная очередь, выбито несколько стекол в окнах. Но потом всё стихло.
Плохо дело. Когда террористы или заложники начинают нервничать, беда может случиться в любой момент.
— Что там теперь?
— Теперь — ничего. Там что-то иностранцы говорят. Вернее — один иностранец…
* * *
Иностранец стоял посреди сидящей и лежащей толпы. Один, как одинокий куст на лугу. Он был бледен, но настроен решительно.
— Я требую говорить сюда вашего командира! — сказал он на плохом, но понятном русском. — Я лорд Гаррет. Я имею высокие полномочия. Позовите вашего главного.
Побежали, доложили Осману.
— Там иностранец, англичанин, бузит. Тебя требует.
— Что ему нужно?
— Он не говорит. Стоит и дуется. Злой весь…
Осман не пошел сразу. Тот, кто сильнее, не должен спешить. А он был сильнее. Он пришел через полчаса. Англичанин ждал, сложив руки на груди. И, похоже, готов был стоять так хоть сутки. Упрямцы они, эти англичане.
Осман к нему не пошел. И к себе не подозвал. Осман остался стоять возле двери.
— Эй ты, чего хочешь?
— Я бывший лорд-хранитель малой печати. Я требую… я прошу отпустить женщин и детей.
Ну и пофиг, что хранитель! Тем более малой печати. Ну, и хранил бы себе. А он нарывается.
— Я имею хорошее состояние. Я готов платить фунты-стерлинги за каждую женщину или ребенка, которые будут уходить отсюда.
А вот эта мысль интересная, потому что здесь до черта и тех и других. И если отпустить три-четыре десятка, то сильно заложников не убудет. А денег прибудет.
— Сколько хочешь платить?
Лорд растерялся. Как-то не готов он был к торговле за головы детей.
— Сотку дашь?
— Сотка — это сколько?
— Сто тысяч этих ваших стерлингов. Они больше доллара?
— Да, наши фунты выше американского доллара. Это очень сильная валюта! Я буду соглашаться. На двадцать пять тысяч за один человек.
Правильно посчитал — двадцать пять вчетверо меньше, чем сто. И значит, на них можно выкупить вчетверо больше заложников.
— Я буду переводить деньги, куда вы говорите немедленно! И я буду просить своих друзья помочь мне, если я могу писать в компьютере или звонить им.
— Сорок, — покачал головой Осман. — И больше никакой торговли не будет.
— Согласен, — кивнул англичанин. — Сорок. Пусть будет, по рукам!
И дело приобрело иной оборот. Там, где появляются деньги, появляются новые возможности…
* * *
— Очень много звонков.
— Ну и что? Боевики только и делают, что звонят. Просто так. Куда угодно, по любому телефону, потому что на халяву — пиццу заказывают, секс по телефону слушают. А теперь звонят бывшие зэки и часами разговаривают с родственниками и друзьями.
— Нет, эти звонки не от террористов.
— Да? А от кого тогда?
— Это звонки одного из заложников. Звонит в Великобританию и Америку. Вот перевод. Он просит своих друзей собирать деньги, чтобы выкупать женщин и детей. Он просит организовать фонд для оказания им помощи.
— А что, бандиты на это согласились?
— Не знаю. Наверное, раз он просит и ему разрешили звонить.
— Интересно… Очень… Свяжите-ка меня с Президентом…
* * *
На Западе запрягают быстро.
И едут — спешно. Когда надо. Когда дело касается экстренных случаев.
А когда — «в рабочем порядке», то вообще не запрягают. И не едут. На месте топчутся. Потому что бюрократия почище нашей и постарше нашей.
Но этот случай был самый спешный, так как касался жизни детей и женщин, в том числе подданных Королевы.
Бизнесмены собрались быстро. И обменялись мнениями.
— Сорок тысяч — крупная сумма.
— Тогда нужно выкупать оптом, сбивая цены. Это выгоднее, чем если торговаться в розницу. Есть шанс сбросить до тридцати — сорока процентов.
— Только нельзя допускать к сделкам отдельных игроков, они могут взвинтить цены.
— Да, здесь нужна монополия. Здесь необходимо играть в одни ворота…
— Предлагаю обратиться к королеве, с целью создания единого фонда…
Все эти джентльмены были не бедными людьми, а бизнесменами и привыкли решать вопросы рационально.
— Считаю необходимым выйти к правительству с ходатайством об освобождении пожертвованных сумм от налогов и возможности получения финансовых преференций для участников программы.
— Да, это правильно.
— Кроме того, можно открыть счет для получения мелких пожертвований, чтобы аккумулировать средства…
— И выпустить краткосрочный заем для сбора дополнительных денег, которые можно обернуть через биржу, выплачивая дивиденды и накапливая оборотный капитал, проценты с которого…
— Надо предложить России участвовать своими капиталами, проводя деньги через наш фонд.
— Это хорошее решение…
И пошли деньги, которые родили новые предложения… Деньги, в отличие от чиновников, работают всегда… И в первую очередь на себя…
* * *
— Ты… Ты… Ты… — Террористы шли по рядам и тыкали пальцами в заложников. Они выбирали детей и женщин. Только их. Так приказал Осман.
