* * *
Пятеро полицейских – пробивались через панически мечущуюся на перроне толпу. Крики, грохот… все смешалось. Как и в Хромой лошади
[43] – все было предельно жестко, люди топтали вещи, других людей, отшвыривали с пути тех, кто мешал, пинали и топтали слабых. Под напором толпы – лопнула часть остекления вокзала – и осколки стекла полетели на людей…
Двое пробились через толпу, вскинули автоматы. Стреляли на поражение, сразу – и это принесло результат – раненый террорист был убит наповал, получив в голову целую очередь, второй террорист так же получил ранение…
В следующее мгновение – сотрудник полиции, укрывавшийся за высокой стеклянной колбой ларька «Пресса» увидел, как его коллега, стрелявший из автомата – падает и из головы его – летят какие-то куски. И услышал приглушенный, но четкий и хлесткий как удар кнута винтовочный выстрел. А через секунду – под ударом пули лопнуло стекло и он полетел вниз сам, зажимая брызгающее кровью лицо…
* * *
Из полуавтоматического Вепря с оптическим прицелом и глушителем, заказанным и привезенным за 12 тысяч рублей
[44] – прячущийся в кузове фургона террорист выстрелил и с радостью увидел, как плеснуло красным из головы полицейского, и как он упал – через 9-кратный оптический прицел это было отлично видно. Он перевел прицел на другого полицейского – тот прятался за ларьком с прессой, но забыл, что ларек, тем более с таким большим остеклением – это укрытие от обнаружения, а не от огня. Он увидел, как стекло – брызнуло полицейскому в лицо, и он упал.
Двести десятый. Двести одиннадцатый.
Это был еще один опытный боевик, настоящий воин джихада. Он прибыл вместе с Амиром из Сирии – но другим путем. Двести одиннадцать человек – вот сколько он убил на пути Аллаха, и это при том, что он считал только тех, относительно которых он мог быть точно уверенным в том, что он убил их. Наверное, их было больше…
Как и любой опытный снайпер – он вел счет и отлично, до мельчайших деталей помнил всех, кого он убил, и как он это сделал. Ерунда, когда говорят, что снайпер не помнит тех, кого он убил… обычно снайперы все прекрасно помнят. И все глупые слова про раскаяние – все это ерунда. Раскаяние – касается только тех, в ком нет веры. Снайпер же твердо верил в то, что он делал, ислам как религия давал ему необходимое оправдание тому, что он делал. Джихад. Священная война на пути Аллаха. Война, которая прекратится только тогда, когда будет убит последний неверный.
Он стрелял в грузинов в Абхазии, потом в русистов в Чечне, потом в неверных в Афганистане, потом в американцев и иракцев в Ираке, потом в неверных в Сирии – и вот снова он стрелял в русских ментов. Еще с девяносто второго года, когда он примкнул к отряду Шамиля Басаева он, сван, горный охотник, отрекшийся потом от веры отцов и принявший ислам – предпочитал использовать оружие калибра 7.62-39. Он привык к этому калибру с детства, отец учил стрелять его из старенького СКС, потому что другого не было – и он научился справляться с этим убойным, хотя и с крутой траекторией патроном. Его коньком было – подобраться поближе, сделать серию быстрых выстрелов, а потом уносить ноги. Еще – он часто делал два выстрела, чтобы положить цель наверняка. Это уже высший пилотаж – быстро восстановить положение оружия после выстрела и произвести повторный. Он предпочитал оружие стандартного армейского калибра еще и потому, что выстрел из винтовки более крупного калибра выделяется, и все кто есть в поле зрения прицела – начинают либо прятаться, либо охотиться на него.
В Сирии – он использовал румынский карабин РОМАК с оптическим прицелом, прикладом как у СВД и самодельным глушителем и винтовку М16, тоже с оптикой. Там – он окончательно отшлифовал свое искусство городского стрелка – снайпера, научился перемещаться по развалинам, стрелять под крутым углом вверх и вниз, использовать проломы в стенах. Сейчас – братья снабдили его хорошим, очень качественным, пристрелянным карабином Вепрь под его любимый автоматный патрон и с глушителем. Приемник магазина Вепря был переделан так, чтобы принимать стандартный магазин автомата или ручного пулемета. Партию таких карабинов – братья как раз сумели достать и готовились отправить в горы, там они были куда лучше стандартных АК – и автомат, и почти снайперская винтовка в одном лице.
Сейчас – он работал через приоткрытое окно их Форда, который служил им и транспортом и укрытием. Он снял двоих ментов так просто, что даже было оскорблением его как профессионала – ни один из них не знал, как вести себя в уличном бою, стреляли со стабильной позиции вместо того, чтобы перемещаться, не знали, как правильно занимать и использовать укрытия. Он же, примкнув магазин на сорок патронов – мог положить столько же людей – пассажиров, встречающих, провожающих – но пока он этого не сделал. Не хотел раскрывать позицию – да и его гордость как профессионала не позволяла ему стрелять по совсем простым целям. Это все равно, что убить сидящую на цепи собаку.
Он видел, что один из стрелков убит наповал, второй ранен. Третий, кажется, невредим, пытается помочь второму…
Две полицейские машины остановились прямо посреди дороги, полицейские, вооруженные автоматами, начали занимать позиции – за машинами, спиной к нему, полностью открытой спиной, беззащитной…
Нет, это просто подарок Аллаха…
Шестеро полицейских умерли, прежде чем хоть один из них успел понять, что происходит. Упали как сбитые ударом ловко подкрученного шара кегли.
Стреляли теперь со всех сторон, со стороны здания УВД на транспорте, со стороны Ленинградского, Казанского вокзалов, со стороны входа на станцию Комсомольская…
Он увидел, как со стороны Ленинградского вокзала бежит один из братьев. Ружье колотится по груди, белое лицо и совершенно безумные глаза. Отвоевался – никто его не преследовал…
И бежал он – прямо к машине…
Укрытие раскрыто. И им – надо сматываться, уже достаточно нашумели. Для многих русистов площадь трех вокзалов – это все равно, что Кремль, потому что приезжая в Москву – они оказываются именно здесь. Значит, сделать джихад здесь это все равно, что сделать его на Красной площади, каждый, кто посмотрит сегодня новости – подумает, что то же самое могло произойти и с ним, когда он в последний раз был с ним. Каждый, кто увидит трупы под простынями, через которые проступают кровавые пятна – представят себя на месте убитых. И познают страх… страх перед неотвратимым возмездием за страдания мусульман.
