Никто не сможет остановить это. Каффиры увидят – что даже если они сбросят на Кавказ, если они сбросят на весь Ближний Восток атомные бомбы, и все кто там есть – разом примут шахаду – джихад все равно продолжится. На джихад встанут те, кто живет в их стране, кто имеет такой же цвет кожи, как у них, то же имя в паспорте. Кого невозможно различить до того, как они…
Кто-то с силой толкнул его… он даже не заметил, как этот человек оказался рядом с ним. Какой-то толстяк, со здоровенной сумкой, лет тридцати, кожаная куртка, глаза навыкате, нездоровая кожа, короткая стрижка…
– Чо, б… – моментально начал разборку он – по ногам как по асфальту…
Амир недобро посмотрел на толстяка. Пальцы – нащупали заткнутый за пластиковый ремешок часов длинный, пластиковый же стилет, острый, и который не обнаруживается никакими приборами контроля.
Но он не мог устраивать скандал. Не здесь, не сейчас – в городе полно ментов, наверняка на улицы выведены все агенты, возможно – задействованы и беспилотники. Он не должен никак привлечь к себе внимания, не должен попасть в руки ментов. Сейчас – грести будут всех без разбора, и в этот трал, закинутый в мутную воду многомиллионного города – может попасть и он.
Если он чем-то прогневал Аллаха.
– Прошу прощения… – сказал он.
– Чего… Да на… мне твое прощение, б…
И вдруг амир почувствовал, что его не держат ноги…
* * *
Рядом с толстяком – моментально оказался еще один, пониже ростом, но такой же наблатыканный. Вместе – они подхватили потерявшего сознание мужика и потащили. Третий – подхватил сумку, четвертый – достал из сумки полицейскую фуражку и снял плащ, под которым была полицейская форма. Пятый – шел впереди всех, держа руку в пластиковом пакете, отлично скрываюшем автоматический Глок. Ни одного из них – славящийся волчьим чутьем амир не заметил, пока не стало слишком поздно…
Дежурившие на усилении, озверевшие от недосыпа и втыконов начальства менты – отпрянули в сторону, как только увидели впереди странной процессии своего коллегу – его делу, пусть сами как хотят, разбираются. Потерявшего сознание амира – вывели на площадь и посадили в неприметный, черный БМВ. С площади – подтягивались другие люди, одетые по-разному, садились в маршрутку Форда. Водитель БМВ – выставил на крышу полицейскую сирену, пробивая себе дорогу резкими сигналами крякалки, тронулся с места…
* * *
Он пришел в себя, сам не зная, где он находится – и на какой-то момент подумал, что он уже в раю, волей Аллаха. Но неприятные запах и шум подсказали ему – нет, это вовсе никакой не рай. До рая ему далеко…
Он попытался высвободиться, пошевелил руками, потом ногами, потом дернул – и понял, что к чему-то привязан. Привязан как будто распят, крест – накрест. Дернулся… нет, не вырваться. Привязан металлом…
Он помнил все, что надо помнить о шахаде. О том, что шахиду даровано заступничество за семьдесят родственников. О том, что шахидов в раю навещают ангелы и дают им салам. О том, что шахиды охраняют трон Аллаха с обнаженными мечами. О том, что шахиды обитают в райских птицах, и им дарованы верхние пределы рая. О том, что шахидам дана возможность выбирать из семидесяти гурий, а как недавно установил один египетский салафитский проповедник – к их услугам будут и маленькие мальчики. О том, что шахид, принимая щахаду, испытывает боль не больше, чем укус комара. Все это он знал. Но все равно – ненавидя и презирая себя за свою слабость – от этих звуков, от запахов, от собственной беспомощности – он ощутил самый настоящий страх…
И так он лежал распятый минуты, а может, часы, а может – даже и дни. Пока не открылась дверь, и кто-то не зажег свет, и он ударил по привыкшим к темноте глазам так, что они заслезились, в то время как должны были оставаться сухими и полными ненависти. И он увидел, что находится где-то, наподобие склада – только стены его обиты блестящей пищевой жестью, а дверь толстая и открывается только снаружи. И на склад сейчас – заходили люди…
Первым – с хозяйским видом вошел довольно молодой, выбритый до синевы щек человек, с аккуратной прической и, в несколько неуместном в данной ситуации дорогом двубортном костюме. Его галстук, вопреки общепринятым нормам – был светлее черной шелковой рубашки – красный цвет, цвет артериальной крови. Но смотрелось все это гармонично.
Следом за этим человеком – явно из ФСБ – зашли его нукеры – четверо. Все четверо в серо-черном камуфляже. Один – совсем без маски, пожилой, с блестящими от ненависти глазами. У двоих – автоматы, у третьего – камера.
Только сейчас, амир понял – насколько огромно помещение, в котором его держат. Это не тайная тюрьма – слишком велики размеры. Никто не станет держать пленника в помещении размером в тысячи две квадратов, если не больше.
– Камиль Магомедович Сейфуллаев? – спросил человек в костюме, вставая в десятке метров от него. Голос шел гулко – еще одного свидетельство большого помещения.
Амир не ответил. Зрачок камеры, уставившейся на него – почему то пугал его больше, чем глаза рано поседевшего, крепкого мужика в камуфляже, который стоял немного в стороне и смотрел на него с такой ненавистью, что казалось, будто он стоит ближе, чем есть. На голове у этого мужика – был краповый берет и точно такие же береты – были у двоих, кто стоял у самой двери, почти в полусотне метров от них. Были у них и автоматы, низ лица скрывали повязки, отчего они становились похожими на пиратов…
– Камиль Магомедович Сейфуллаев? – повысил голос человек в костюме.
Амир снова не ответил. Ему было плевать на то, что они с ним сделают. То, что он сделал для джихада – не поколебать уже ничем…
– Добро пожаловать в Россию. Вы въехали в страну нелегально, поэтому эти слова говорю вам я…
Трекнутый что ли?
– Как вы думаете, где мы сейчас находимся?
Амир снова не ответил. Он считал излишним – говорить с неверным о чем бы то ни было.
– Мы находимся на предприятии мясопереработки. Одном из многих. Здесь – забивают животных на мясо и изготавливают из мяса мясные продукты. К сожалению, здесь нет халяльного цеха, молитвы перед забоем здесь не читают. К тому же здесь режут и свиней, смесь свиного и говяжьего мяса намного вкуснее, чем говядина, говядина слишком жестка. Полагаю, вы никогда здесь не были. Я же совладелец этого предприятия, и не только этого. Позвольте показать вам его…
Человек сделал знак – и этот, рано поседевший мужик, в глазах которого было столько смерти, сколько он не видел ни у одного из моджахедов – подошел к нему и что-то сделал, в результате чего амир занял горизонтальное положение. Только сейчас – он понял, что привязан к чему-то вроде каталки с ручками, чтобы чего-то возить. Этот мужик – взялся за ручки и без особых усилий покатил коляску куда-то.
Он не видел, куда его катят. Видел только потолок, довольно чистый, с лампами дневного света и ненавидящие глаза человека, который его катил. Глаза эти – как будто вцепились в него, стараясь высосать из него жизнь…
