IX
Когда Шар выдал вспышку, Герман Иванович Ястребов находился в гараже и ничего не заметил. Сын, вернувшись, сказал, что затвор багажника опять не держит, на ухабах открывается: «ехал обратно, как Анна Каренина в карете – с поднятым задом», – и после обеда механик решил починить. Был он сейчас сердит: на горьковчан (такие деньги дерете за «Волгу», так сделайте все путем!..), на сына, у которого он теперь, получается, за обслугу (мог бы сам поглядеть, раз катаешься, за бензин не платишь! Но зачем, если отец все умеет?..), и вообще на жизнь.
Он не обратил внимания и на последовавший гром; но в гараж влетел сын:
– Батя! Гляди, что это там у вас?
Герман Иванович вышел из гаража, взглянул на Шар – пыльно трепещущий, грохочущий, – сказал растерянно:
– Ё-ма… что ж там такое случилось?
– Таращанск сейчас будет – вот что случилось! – вскрикнул сын. – Сматываться надо отсюда, батя! Брать что поценнее – и драпать!
Они жили вдвоем, жену Ястребов схоронил два года назад. Хороших вещей у механика было немало. Сын завел и выкатил из гаража поближе к крыльцу «Волгу», потом они вдвоем – сын бегом, отец прихрамывая – выносили и укладывали в багажник и на заднее сиденье дубленки и шапки, кожаные куртки, японскую магнитолу, цветной телевизор, столовое серебро. Герман Иванович не забыл и припрятанные сберкнижки, деньги, ювелирные вещицы. Набили все полностью; свою дубленку и норковую шапку сын, невзирая на жару, надел на себя.
Оглядываться было некогда, но краем глаз Ястребов заметил суматоху и в соседних дворах: справа тоже вывели из гаража и набивали добром «жигули», слева – мотоцикл с коляской; там и в доме напротив уже голосили женщины.
– Давай скорей, батя! – подгонял сын, выруливая машину за ворота. – Медлить себе дороже, драпать надо!
Запыхавшийся Герман Иванович все-таки запер дом, ворота и калитку, плюхнулся на сиденье. Сын дал газ.
Директорская «Волга» подлетела к проходной, когда в ядре Шара как раз выпятилась последняя метапульсация. Ее сине-лиловое зарево на миг просветило висевшую в зоне пыль. Верх башни вблизи выглядел уступчатыми крепостными развалинами: не было более лаборатории MB, профилактория, экспериментальных мастерских вверху; рваными проемами, разлинованными арматурой, зияли бока кольца-лифта. На этот раз не выскочила к барьеру НПВ голубая точечная молния-звезда; только воздушный удар перекачки, грохот рвущегося бетона, треск падающих обломков.
Пец, Буров и Зискинд выбежали, стояли, задрав головы, ждали, что после удара все успокоится. Но нет, колыхания неоднородного пространства продолжались; волнисто изгибались контуры башни, расстояния между рядами окон (и размеры их) то уменьшались, то росли. Частично это были оптические искажения пространства – но новые трещины в стенах башни, выпадающие оттуда квадраты облицовки, стекла и целые рамы свидетельствовали, что НПВ по-прежнему корежит ее. Ревел тот же, что они слышали, подъезжая, орган перекачки, к нему добавлялся оглушительный басовый звук вибрирующих от предельного натяжения канатов сети: они то удлинялись, то сокращались. Ураганы и смерчи метались по зоне и около, раздували пыль и мусор, шатали и валили автокраны. А с высот покрывал все это вьюжный множественный вой сетей.
Шар бился в сетях огромной рыбиной, сотрясениями и ревом напоминал о своем умении крушить города и горы.
Шар снова давал концерт!
А получилось так. Автоматический регулятор, датчики которого управляли лебедками, как и всякая система с обратными связями, был хорош в определенных границах – не сильнее шквальных порывов смещающего сеть ветра. С ними он легко справлялся, вовремя перетягивая канаты, удерживал Шар строго над башней. Но когда возмущение – да еще страшной силы – пришло не извне, а изнутри, регулятор загенерировал; иначе сказать, с ним сделалось нечто близкое к паническим метаниям животного от боли и испуга. Он рывком дал обороты нужным лебедкам, чтобы выпустить одни канаты, подтянуть другие, тем компенсировать смещение сети, – по инерции барабаны прокрутились дальше, чем следует, – для выравнивания регулятор послал сильные противоположные импульсы – лебедки сработали с перетягом в другую сторону – снова исправляющий сигнал – снова перебор – и пошло! Две стихии, обычно противостоящие друг другу, – естественная и техническая – сейчас работали вместе, работали на разрушение.
…Они перешагнули защелкнутые турникеты на проходной – на этот раз некому было их открыть. Комендант Петренко что-то сбивчиво объяснял в телефон; увидев Пеца, протянул трубку ему:
– Это из крайкома, Страшнов. Ух… ну дела! – У него ходуном ходили усы на посеревшем лице.
– Ну… ну-ну! – Директор положил трубку на столик, тряхнул коменданта за плечи. – Вы же были на фронте.
– Так… так то ж на фронте! – Но подтянулся, доложил: – Заплаты готовы, на площадке все в сборе. Три вертолета можем задействовать, а с четвертого… вертолетчик сбежал. Умчал на мотоцикле.
– Ясно. Поднимайте тремя, навешивайте по известной вам схеме. Работайте быстро, но без паники: вверху, над сетью, спокойнее, чем здесь. Действуйте.
Петренко скорым шагом удалился в муть и грохот, к вертодрому.
Пец взял трубку:
– Виктор Пантелеймонович? Пец… Здесь шаротрясение. Ша-ро-тря-сение!.. Городу не угрожает, но все очень серьезно. Прошу употребить всю вашу власть и поднять с аэродромов два самолета легкой авиации и один средний, типа Ан-двадцать восемь например. С полной заправкой. Что?.. Сюда, к нам! Задача – слежение за Шаром, если сорвется и уйдет. Что?.. Извините, остальное не сейчас.
«Возможности… да вокруг нас океан возможностей!»
X
Все трое вышли в зону, смотрели из-под бетонного козырька над выходом. Башню трясло, как дерево; спелыми плодами осыпались с нее, появляясь вверху из сумрака и пыли, обломки, целые плиты, балки. На внешней стене, примерно на третьем уровне, искрил, трещал, сыпал сварочными огнями перебитый кабель. Слева из зоны несло маслянистым дымом, там что-то горело.
Даже под густым крымским загаром было заметно, как у Зискинда побледнело лицо.
– Что, Юра, каково вам после отпуска у нас здесь? – приблизясь к его уху и напрягая голос, спросил Пец.
– И не говорите! – прокричал тот. – Но внутренние слои будут держаться. И каркас, он же металлический.
– Энергетик, поди, удрал! – проорал им Буров. – Надо вырубить ток!
– Не выйдет, главный щит на кодовом замке! Код только Оглоблин знает!
– Значит, надо добраться в координатор, к регулятору! А может, просто разобьем датчики на лебедках, а, Вэ Вэ?! И застопорится!
– Нельзя, это надо на всех четырех одновременно, иначе хуже выйдет!
Несколько человек – смутные фигурки в пылевом облаке – выбежали из арочного проема внешнего слоя башни, метнулись, петляя среди машин и обломков, к ограде, перескочили ее и исчезли. Последний из них, прикрываясь перевернутым стулом, выбежал к проходной, прямо на них.
