Позаботиться о памятнике; лучше, наверное, общий. Основоположникам. Обсудить с Зискиндом.
III
Между тем положение настолько серьезное, что неясно: что я принял под свое руководство – институт или бывший институт, ныне бездействующие развалины?.. Башня парализована и полуразрушена, зона завалена. Помощи ждать неоткуда, финансирования тем более – нам уже преподали урок. Проникнуть в лаборатории и мастерские и то теперь проблема.
Система ГиМ, венец нашего творчества, разбита при падении Корнева.
Пец начинал с нуля, а я, похоже, с отрицательных величин.
Тут не до философских осмыслений, надо крутиться и выкручиваться. А я этого сроду не умел.
Катагань: 18 сентября, 16 час 35 мин
На уровне К24: 18 + 18 сентября, 15 час 40 мин
I
Предыдущую запись я сделал в своем номере в гостинице «Под крышей» на 144-м уровне; он у меня есть, как и у каждого, работающего на верхних уровнях, – «верхнего». И более обитаем, чем мое земное пристанище на Пушкинской, в квартире вдовы Пеца, Юлии Алексеевны.
Эту делаю в директорском кабинете.
По земному счету минуло 2 часа 10 минут. По верхнему, «подкрышному», – более десяти суток. Для меня, поскольку я мотался вверх-вниз и наружу, – меньше. ЧЛВ отсчитали четверо суток; по ритмам телесных отправлений: питание, сон, т. д. – тоже так.
II
Но главное: вскрылась глубинная причина гибели Корнева и Пеца (именно глубинная, не для следователей). Да пожалуй, что и Шаротряса. Тем более что Валерьян Вениаминович сам задал Иерихонскому рассчитать прогноз; тот сделал, указал время. И выдворил людей из башни Пец именно поэтому. Знал, знал!.. Так почему? Потому что приговорил. Институт свой приговорил. И Шар.
III
Вскрывает сие записанный ретроаудиоавтоматом Бурова разговор Пеца и Корнева 16 сентября в просмотровом зале моей лаборатории после той их малость скандальной встречи. В последние часы жизни Александра Ивановича. Особенно его монолог, откровение о первичном смысле цивилизации, да и вообще о разумной жизни – как разумно-безумной приправы космических процессов.
Эти записи дал мне Васюк, лучший друг Корнева; он их первый прослушал. Их многие еще будут слушать, вникать – для некоторых это будет духовный Шаротряс. Я сам еще прихожу в себя.
Под видом одного – другое, да еще какое другое-то! Не мы делаем – с нами делается. Разумная активная жизнь как согласованное помешательство на своих потребностях в масштабах планеты для исполнения мировых процессов… славно!
(Впрочем, я – астроном, астрофизик и причастен к этому меньше других. Мой предмет исследования – настоящий мир. Большой. Вселенная. Наша фирма веников не вяжет, как говорит Дуся Климов.
Так что, может быть, правильно выбрали именно меня директором; хоть и не из тех побуждений. Ничего.)
Эти выводы сразили их автора, Корнева. (Он был даровитый деятельный человек, но в плане философском – слабак, я это замечал. А глубокое мышление требует не меньшего бесстрашия, чем идти под пули.)
От них же – а еще больше, пожалуй, от смерти Александра Ивановича – растерялся и Валерьян Вениаминович. И в минуту слабости решил: да пропади он пропадом, этот Шар!
Так все и получилось: в самые критические минуты и секунды здесь не оказалось никого, кто бы знал, что делать.
Потом Пец все-таки овладел собой. Затем и ситуацией. Успел.
IV
Нашел Бурова, Зискинда – последних, кто был с ним, – расспросил. Да, примерно так и было. И этот финт с назначением двух главных инженеров – тоже от растерянности. Но Виктор Федорович вел себя молодцом; прощаю ему за это все прошлые выпады в мой адрес. И будущие.
Но главное, теперь мы это знаем. Болезни без диагноза не лечат.
А эту запись я делаю в «пецарии», кабинете 2 Валерьяна Вениаминовича на уровне 122. Сюда он уединялся поразмышлять вне времени (на 122-м уровне это так). Здесь компьютер, раскладушка, стол, кипятильник для чая, стакан, заварка (чай цейлонский), начатая пачка вафель и… и всё. Табло времен на стене; они у нас всюду. Сейчас оно темно, Людмила Сергеевна еще восстанавливает свою киберсеть.
А без табло – как при свечах или лучине.
Да и вид из широкого окна – во тьму, ни на что, как везде на верхних уровнях. На само пространство и немножко на время.
I
…И похоже, именно здесь я принимаю у Пеца настоящие дела. В глубинном плане: дела-мысли. Он мне говорил, что продолжил работу над своей теорией. «В октябре ахну докладище – закачаетесь». М-да… Здесь много дискет с текстами и формулами, надо вникать. Творческое наследие.
II
Теперь он мой, кабинет 2. Был «пецарий», стал «любарий». И компьютер мой. На нем, а не в тетрадке отныне поведу дневник.
Продолжение дневника на дискете:
350-й день Шара и 601.813.314 шторм-цикл миропроявления в МВ
День текущий: 18,5468 сентября,
или 19 сентября, 13 час 7 мин 23,73 сек в Катагани
На уровне К122: 19 + 66 сентября, 17 час 15 мин
I
Такая запись означает, что Малюта запустила координационную сеть времен и контроля. Засветились табло времен – и радуют глаз так же, как вспыхнувшие после перебоя с электричеством лампочки в домах.
НПВ-цивилизация продолжается. Оживаем.
II
В институте не так и много произошло за эти дни, не успело: верх пока почти вне игры. Но кое-что есть:
…чудесным образом расчистилась зона! Какие-то приспособления Миши Панкратова, я еще не разобрался, этим занимается Витя Буров… пардон, Виктор Федорович, главный инженер. (Он, если его не попросить, ничего не расскажет, мы и раньше не очень ладили.)
Главное, нашлось НПВ-решение проблемы. Свое. По Корневу. И не понадобится ваша техника, господин мэр. (Меня до сих пор жжет стыд за эту сцену: просили, унизились… мы, из более серьезного и мощного мира! Перед кем?.. И получили пинок в зад. И поделом. Впредь наука.)
Как бы то ни было, народ уже проникает в свои лаборатории и мастерские, начинает действовать, работать – в ускоренном времени и обширных пространствах. А коли так, то все наладится.
III
Зискинд рассказал о последних минутах и последних словах Пеца: «Любарск… он знает».
О чем, что? Я много чего знаю. Что он имел в виду?..
Что-то глубинное и очень важное, раз перед смертью вспомнил. Может, ответ здесь, в его дискетах?
