– А ведь тогда еще не было телевидения. И СМИ.
– Нет, постойте, но… а во благо народа?
– Не надо «во благо народа», нет больше народов – есть телезрители-потребители. Девяносто девять из сотни этих «выходцев из народа», оказавшись наверху, гребут под себя за милую душу.
– Да, пожалуй. «Люди народа» – это властители, которым не подфартило, вот и все.
– Ребята, мы уже все захватили. Издавна. Нет больше власти над миром, чем в интересной работе. Разве правящие жлобы дали миру электричество, вакцины, компьютеры… и даже штаны!
– Верно. А эти… никакие они, по сути, не правители; просто то, что поверху плавает…
– …Под объективами видеокамер.
– В том и дело, что мы с Шаром, набитым Вселенными, да даже с Ловушками – в эту пещеру вместиться не можем. Нечего туда и лезть.
– Нужно не лезть, а идти. Своей вселенской тропой…
6
Так – в делах и разговорах – нащупывалось главное: осознание возможностей. Они были настолько огромны, что требовалось выбирать – чтобы не смельчить, не съехать в болото проэнтропии. Например, тем же дурацким захватом власти.
Это было не просто: уйти от политических страстей. На видимое вокруг у них зрел гнев. На все, что творилось в стране. На верхи – и на народ, который дал себя околпачить, ограбить, унизить; не народ, собственно, – скопище обывателей, которые скулили, вымирали, но не объединялись для борьбы. Быдло.
И было понимание, что время, которое грядет, – их время, разгневанного интеллектуального пролетариата. Орудием его будет отнюдь не булыжник: компьютеры, стенды в лабораториях, формулы и препараты. Новые способы, новые знания – и не из тех, что отдают за бабки, за звания, за награды.
И знание, что не у кого-то, а у них это есть. Такое, что нельзя, просто не имеет смысла отдавать в руки сановных жлобов, скудоумных прохвостов, выдающих свои интересы за народные и отечественные. Их-то бы и прищучить.
Но это делали редко, только наряду с самообеспечением. Разорили пару «царских аулов» за хребтом. Накрывали НПВ-лучом охотничьи пирушки жирненьких в горах и возле заповедных катаганских плавней, богатых птицей и кабанами… Но наблюдали они за обнаженными, обделавшимися, раскормленными «саламандрами» брезгливо, можно сказать зажав нос.
Правда, от них не воняло в силу удаленности (да и обходились в таких акциях преимущественно без крайнего режима СВ), но все равно пси-смердело. В конечном итоге все оказывалось мелко, противно, не то. Против «саламандр» достало бы простого гнева без высоконаучных затей, вооруженного подполья и партизанских отрядов, как у недавних предков.
И конечно, ловушечные кражи, как их ни назови: НПВ-перемещениями, НПВ-перераспределениями, хоть НПВ-приватизацией, – были не то. Психологически, если не притормозить, это получался высоконаучный способ перехода с прямохождения на четвереньки – вместе с обществом и его «элитой».
…Потому что в душах «верхних» звучал неслышный шум Вселенной. Это ничего, что он не включал буровские преобразователи. Они были в ней. Она была в них. Ловушки из Овечьего смотрели – Варфоломей Дормидонтович был прав – вверх. Пока на облака. Но были нацелены в космос.
Гнев со знанием – их знанием – требовал больших целей.
7
И всего-то минуло от Шаротряса, от гибели Корнева и Пеца, от переселения в Шар супругов Панкратовых – две недели. При среднем К15 для работающих в башне их надо возвести в квадрат, это уже около года; для изобретавших наверху, делавших там Ловушки, пожалуй, значительно больше года. А по земному все равно две недели. Еще и осень не поджелтила листву южных парков.
Только на венках, наваленных на могилы Александра Ивановича и Валерьяна Вениаминовича, все пожухло, запылилось. Любарский иногда наведывался сюда, на мысок над Катаганью, – особенно после изучения в «пецарии» тех дискет с теорией; смотрел на фотографии на пирамидках. Вэ Вэ ему сейчас особенно не хватало: поговорить, поспорить. Подумывал и насчет памятника – но дела все отвлекали. Мертвые подождут, куда им спешить.
А живое – росло. Близнецам Сашке и Димке скоро сравняется по годику; у них прорезаются зубки и характеры. Для Панкратовых помимо «люкса» в «Подкрышии», где время мчало слишком уж стремительно, выделили в качестве нижней квартиры бывший кабинет директора на уровне К7,5; соответственно переоборудовали его. Тем более что новый директорский – вместе с приемной и координатором – обосновался на уровне К24. Очень практично: на Земле час, здесь двадцать четыре, сутки. Работай не хочу.
Время шло, время текло, мчало, летело – единый вселенский поток, рябь на котором прикидывается от неразличимости главного сложной, важной и многоликой.
(Кстати о времени: автор не уверен, что уже описал, как возникла «На!»-транспортировка Ловушками. Кажется, нет. Даже человек, который ее предложит, появится в институте несколькими главами позже.
Возможно, разговор Альтер Абрамовича и Вениамин Валерьяныча Бугаева, «антитезки» Пеца, на эту тему произошел позже. А может, все дело в том, что они снабженцы: по блату могли и кусок будущего достать, шут их знает. Главное, разговор их сблизил, теперь они не разлей вода.
Но важнее всего другое: в сериале соперничают последовательность мысли и последовательность времен. Уже одно то, что время здесь во множественном числе (см. разноуровневое табло), – свидетельство того, что общепринятое толкование времени как последовательности причин и следствий, вряд ли подойдет.
Да что там! Такое, знаете, выходит смещение времен, смешение их, смешение и смещение тем, идей, народов, состояний… шарики за ролики заходят. Автор сам не рад. Особенно из-за ускоренных времен и уплотненных пространств. Ведь страшная же ответственность: что-то упустил, а это что-то – причина; и далее события ускоренно и на больших К-пространствах за большое К-время развиваются как следствия ее, этой причины, хотя самой причины еще и нет! Поэтому и лучше кое-что наперед выставить, чем упустить.
К тому же автор уже в том почтенном возрасте, когда, бывает, человек идет куда-то с серьезными намере… и бац! – забыл куда и зачем. И поворачивает домой. Если, конечно, вспомнит свой адрес.
Но в этом есть особый интерес. Известный фантаст в стадии прогрессирующего склероза – что же у него получится?.. На сериал замахнулся, туда же.
Во всяком случае, читатель должен быть готов к К- и НПВ-несообразностям. А если что не так – перескочил за причиной вперед, нашел нужное место: ага! – и обратно к следствиям. Путешествие во времени туда-сюда.
Мысль первичнее времени. Развитие ее, соответственно, главнее. В ней все причины, не в нем, все начала и концы.
Самый простой подход: и автор, и персонажи сериала, начиная с первого романа и с первых, ныне откинувших копыта, героев – вплоть до Варфоломея Дормидонтовича и других, – чем далее, тем ясней осознают, что наш мир суть заблуждение, что его не стоит принимать всерьез. А коли так, то и описывать всерьез тем более. Чего тужиться-то!
