За эти часы после ясного утра, как часто бывает, небо покрылось белыми подушками облаков – высоких, кучевых, очень удобных благодаря хорошему отрицательному заряду своих днищ. Выбрав подходящее по направлению и дистанции облако, Дуся развернул к нему свой ЛОМ-1200, подрегулировал – снова заглянул в сад своей обсерватории. В нем было пусто. Павильоны освещало солнце.
4
Но отвлечемся. В детективах так положено.
…Здесь нелишне отметить, что главное, с чем возились и что тщательно отработали в Ловушках, – это была автоматика мгновенного выброса НПВ-жала. И столь же мгновенного втягивания. Внешняя оболочка – для наблюдений – имела К2-3 и выпрастывалась почти бесшумно, с легким рокотанием. Но внутренний концентрат НПВ, распространяясь, давал эффект перекачки воздуха силы взрыва (их и слышали в ночь после Шаротряса как «явления последействия»). Единственным выходом было выбрасывать НПВ-язык со сверхзвуковой скоростью; и настолько сверх, чтоб воздух окрест шевельнуться не успел и не зазвучал. Тогда получалось идеально быстро и идеально тихо. «Будто молонья сверкнула…» – как выразился тот рассказчик. Молния сверкнула, а грома нет. И предметов нет.
Так лягушка завтракает. Сидит на кочке, высматривает выпученными глазками жучков и мошек вблизи. Высмотрела – мгновенный выброс длинного тонкого языка с липким кончиком: ам!.. Никто ничего не увидел, не понял – и меньше всех бедная комаха – и снова ничего нет: ни языка, ни мошки. Лягва снова сидит, пучит глазки.
Автор налегает на техническую сторону НПВ-дел, в частности Ловушек, не только по своему неравнодушию к инженерии, но и вот почему… Далее будет довольно строго показано (в докладе Любарского о рентген-источниках, см. главу 21), что неоднородное пространство-время реально существует в природе и во Вселенной. Наличествует, есть; это не фантастика. А коли так, то недалек день, когда его откроют, найдут – эта тема перейдет из фантастики в науку и технику. Начнется применение НПВ. Так почему не развить заранее эту сторону. Не подсказать кое-что будущим изобретателям – если не систем ГиМ (для которых все-таки нужна своя Вселенная, а ее обещать нельзя), то уж наверняка Ловушек. Только пусть назовут их по-другому, удачнее; здесь действительно слишком уж в духе времени.
(А вообще, если совсем откровенно, автор уверен, что из всех высказанных им за полвека работы фантастических, научно-фантастических и научных идей эта, о неоднородности пространства-времени, выражаемой через величины кванта действия, наиболее верна. Вселенский, можно сказать, верняк. НПВ есть – и вероятно, не только в космических далях, но и под носом. Добыть НПВ и овладеть им можно способами, близкими к описанным в этих романах. И могущество от овладения будет именно таково; наверняка больше, чем от электричества.
…И вот в силу того, что науки, как мухи зеркало, засидели, засрали серяки, которые никого вперед себя не пропустят, костьми лягут, изволь на эту тему писать беллетристику. Где непременно надо ввертывать, как отрицательных поймают, а положительные поженятся. Да и то еще вопрос, возьмут ли сие при такой насыщенности наукой, без трах-бахов и холодящих кровь злодейств издатели. Ну, не возьмут, пущу в Интернет.
До думающих дойдет, а прочие – пусть живут на плоской Земле.)
5
Глядя в видоискатель и привычно манипулируя рукоятками, Климов настроил обволакивающий луч на наибольшую резкость; павильон на самом перекрестии, виден каждый кирпичик, заклепки на круглой крыше; а вокруг размыто. Это было главное в его расчете: чтобы ЛОМ выделил цель, как жабий глаз мошку.
Нажал кнопку, сработала автоматика…
И ему даже жаль стало, что все произошло так сверхбыстро: павильон сверкнул бело-голубой искоркой и исчез. Вместе с кирпичным фундаментом, судя по оставшейся в саду яме. И хорошо, что мгновенно, иначе удар перекачки разнес бы в саду остальные павильоны, обрушил деревья и здание обсерватории.
Но все равно было досадно, что там никто ничего не увидел; и он сам здесь. (Тоже хотел посмаковать. И чего нас на это тянет?)
Теперь павильон был внутри Ловушки. Поворот рукояток – НПВ-луч чуть выдвинулся, показал маленький светящийся цилиндрик, не более гильзы пистолетного патрона, внутри себя. Еще поворот рукояток: опустить его на металлический поддон, убрать медленно НПВ – и стоит, родимый, хоть и с перекосом из-за вырванного с землей фундамента.
Главное – здесь.
Дальнейшее: выбрать площадку среди скал, расчистить ее дробящими Ловушками-фрезами, сделать выемку под фундамент, установить, выровнять и так далее – было делом техники. При участии «шараш-монтажек», которые все покрывали и все ускоряли, управились до вечера.
6
Из дневника Любарского:
День текущий: 29,6818 сентября, или 30 сентября, 16 час 22 мин
43-й день, или 47 гмксек дрейфа М31
На уровне К122: 30 + 83 сентября, 4 час
Я не знаю, как это происходит: ни как движется галактика, ни как идет сфокусированная сюда передача через миллионы лет ее нынешнего образа… но в том, что это четко связано с Шаром, со Вселенной в Шаре, а тем самым и с нами, неразличимыми для галактик микросуществами, как это ни дико звучит, – я уверен…
Чуть позже, в пределах К-часа, к нему в «пецарий-любарий» наведался Толюн; попасть наугад в «пустыне времени» в нужную точку четырехмерного континуума было непросто, но ему это удалось.
– Помните, летом мы с вами поднимались в МВ, и вы излагали иерархию вселенских событий, – без обиняков начал он, – в числах. У вас выходило, что событие-человек соотносится с событием-Вселенной как единица просто и единица с девяносто тремя нулями…
– Помню, Анатолий Андреич, как же.
– Так в свете движения М31, – Толюн мотнул головой ввысь, – эти ваши умствования приобретают смысл вполне практический. Шар, его внешняя оболочка, соотносится с нашей Вселенной не так круто, дробь крупнее на четыре, на пять порядков. Но все равно единица с восьмьюдесятью девятью нулями в знаменателе тоже не густо. Особенно в сравнении с куда более богатым, чем наше, внутренним содержанием Шара. Знаете, какое выходит соотношение для Меняющейся Вселенной с ее внешней оболочкой в сто тысяч квадратных метров?
– Какое же? Да вы присядьте.
Присесть в «пецарии-любарии» было некуда, разве что на застланную раскладушку; единственное кресло занимал директор.
Толюн огляделся:
– Ничего, постою… Как поверхность Земли с поверхностью нуклона.
– Ого!
– Да. То есть полная изоляция. Так было миллионы лет его блужданий, пока Шар не оказался здесь и не попал в руки Саши Корнева, а затем Пеца и всех остальных. Изоляция была такая, что Вселенная не знала, не могла знать, что в этой маленькой области пространства происходит…
Васюк помолчал. Он был неразговорчив, длинная речь ему давалась нелегко. Варфоломей Дормидонтович ждал.
