Это и был приговор: нежизнеспособность. Аскания-2 не имела своего круговорота вод, не самоочищалась атмосфера. Да и куда ей, «открытке», пятачку в океане К8640-пространства, развернутого под Материк, потянуть глобальный круговорот.
– Да, для этого нужен по крайней мере тысячекилометровый Материк! – подтвердил ГенБио. – Со своими горами-конденсаторами влаги, со своими реками, текущими с них… и, между прочим, в настоящие моря. То есть окрест Материка обязана быть не ваша интересная НПВ-пустота, а океан-с. Да-да, выньте да положьте, раз наобещали!..
«Выньте да положьте» – это Геннадий Борисович явно зарвался. И помог Любарскому спохватиться: его требовательность ведет. Но куда, собственно? Ведь в мирок…
Именно что «мирок». Не мир. В этом был главный изъян.
…Любарский почти все дни Аскании-2 ругал себя за поспешность, с какой он от захвата астероидов с прицелом на Материк повернул институт в сторону «освоения» нахватанного. Создания островка без названия. Потому и свернул, что при всей той декларативности насчет вселенски крупных дел в душе его зрела робость и оторопь: куда прём?!!
Еще и эта шестеренка на Сорок девятом астероиде впечатлила – образом конца, катастрофы, тщеты замыслов и усилий. Именно долгих замыслов, крупных усилий; чем крупнее, выходит, тем бессмысленнее. Живи одним днем и не загадывай далеко.
«Мне бы надо именно переть, быть, как Корнев, который засунул даже грозу в степи Шару в задницу. Да характеру не прикажешь!»
…Тем более что самая хорошая мысля таки пришла опосля! Когда уже свернули «астероидозаготовки» в Овечьем, принялись обустраивать Асканию, а наверху мудрили по идее НетСурьеза об «МВ-добыче». И пришла не от него, а от Бурова. Он ворвался с ней в кабинет Любарского:
– По несколько же можно было брать! Тоже зашорились: НПВ-леска, уда… а почему не невод? Тоже улов по вибрациям и звучанию могли бы определить. Сразу брали бы десятки, сотни миллиардов тонн. И делали бы Материк, не «открытку».
Только воспитанность Виктора Федоровича удерживала его в монологе перед рохлей-директором Бармалеичем, черт бы его взял, от крепких выражений.
Спросили потом и Имярека: а чего ж эту идею он не подсказал?
– Да в голову не пришло.
– Неправда!
– Верно, неправда, пришло, – без смущения согласился тот. – Но МВ-идея все равно лучше. Быстрее. Самое малое в сто пятьдесят раз. В Овечьем всё в «нулевом времени». И потом, в МВ можно все взять из молодого времени.
– Из молодого?
– Да… – НетСурьез светло глядел на собеседников своими синими глазками. – У нас ведь старое, поэтому и проэнтропия. А если молодое – о-го-го! Оно само все сделает.
Он был начисто увлечен новым проектом, ему в нем было все ясно, чего ж много толковать. А собеседникам, в том числе и Варфоломею Дормидонтовичу, напротив, ничего не было понятно – старое время, молодое… Как о живом существе говорит. Да ну его! Оставили в покое, вернулись к асканийским проблемам.
2
Между тем то, что далее пошло на полигоне, не могло не вызвать у Варфоломея Дормидонтовича – да и не только у него – ощущение, что первичны не бактерии Иорданцева, даже не МВ-солнца и не с трудом добытые вещества, а именно само время. К-время, К8640-время – ускоренное. Молодое ли оно, старое, существо ли, нет ли, – но именно в нем содержалась самая К-жизнь.
Так выходило и по наблюдениям из кабин Внешкольца, и еще более – при посещениях. Канитель посещений Аскании на НПВ-баржах была громоздка и длительна. Само НПВ-путешествие быстрое, почти как в самолете; но вот причалить-отчалить… Баржи, они и есть баржи: полчаса как минимум. Внутри, при причаливании к краю «открытки», протекают всего полчаса жизни каждого НПВ-пассажира; но вне Аск-2, в приовалье (пошли такие названия), за полчаса причаливания миновали три асканийских месяца. Квартал. Сезон.
Не менее канительны – и чреваты последствиями – были сборы в путь. На полигон, на «открытку». То самое открытое еще вначале Бугаевым время доставки в НПВ, которое превосходило время использования доставленного.
Отправлялись туда с серьезными целями, надолго: редко на дни, чаще на недели – то есть с багажом, который надо собрать, с техникой. И не по одному. А совпасть у причала приовалья с точностью до пяти земных минут (то есть К-месяца)… ну, это для славян вообще немыслимо, фантастика. Хорошо, если в пределах десяти – то есть К-месяца в Аскании. Хотели попасть в май, на весенние работы, – прибыли в июнь, когда все произросло само или засохло само.
А страховаться с опережением – вместо того же мая попадешь в холода, в шарень/март. А то и в лютый сашень.
Да и потом не будет никто постоянно сновать туда-сюда; у всех есть и другие дела. В итоге получались посещения даже не каждый К-год. Иной раз и через десятилетия, на следующий день. И местность: поля, луга, рощи Аскании – трудно было узнать.
Тридцать дней существовала Аскания-Нова-2. Семь с четвертью веков. От часа Оживления на век меньше…
Сотни визитов и пребываний длительностью от светового дня (5–6 земных секунд, «в зоне за это время выругаться не успеешь», по определению Климова) до К-года. Первая неделя с прихватом двух дней второй: от Оживления по заселение крупной живностью – была созидательная. 170 К-лет, они же 9 дней и 2 часа.
Эти четыре недели, если помножить на среднее К20, – полтора года возни «верхних» с Аск-2, – сравнимы с временами длительных экспедиций в неизведанные края в парусные эпохи. А с учетом того, что не плыли по волнам, а созидали жизнь и обживали, – прикипели душой куда больше.
«Открытка»-доминанта все более увлекала ниивцев.
Утоляли любопытство. Интересно было все новое – и пока новое.
Самого Варфоломея Дормидонтовича в его визиты на «открытку», разумеется, наиболее занимало небо над ней. Оно тоже выглядело малость невсамделишным, открыточным, экранным. Небо с овчинку, а в нем МВ-солнца, на раз днем возникающие, накаляющиеся и растущие в определенном месте темно-синего (иное не получалось из-за скудости атмосферы) неба со звездами. Вместо восхода и заката приближение и удаление солнц (эти термины прижились). Подвижные звезды ночью, всякий раз иные и в иных сочетаниях – и тоже локальная россыпь их вверху, на юго-востоке, в том же месте, откуда накалялись-приближались солнца. Оно и понятно: там был выход солнцепровода.
Солнца всегда стояли на юго-востоке, всегда на высоте около шестидесяти градусов – не восходили, не садились, а возникали из сонма утренних звезд. Выделялись. Таковы были утра в Аскании-2, рассветы. И тени всегда и от всего падали на северо-запад; здесь, в центре полигона, были всегда короткие. Менялась только их отчетливость.
К середине дня МВ-солнце расширялось-накалялось до максимума; затем начинало как бы удаляться (как бы – потому что оно и не приближалось, все делали пространственные линзы системы ГиМ-2). Все тускнело, наступали сумерки; а когда солнца уменьшились до яркости крупной звезды и в почерневшем небе разгорались другие, приходила К-ночь.
