А по сторонам от путей и городов лежали степь и горы, река Катагань вместе с другими потоками впадала в море, оно сливалось с океаном. И над всем этим: над городами, реками, степями, горными хребтами, над материками и океанами, укрытыми тонким одеялом атмосферы с пушинками облаков, над ночной и дневной частями планеты, разделенными закатно-восходным обручем терминатора, – плескалась мирами Вселенная! Ходуном ходили туманности, взбухала и взвихривалась галактиками темная мощь пространства, сгущались в них и начинали ярко пульсировать звезды.
– Где, в Шаре?
И в Шаре тоже.
Книга вторая
Не для слабых духом
…Я видел, что происходят факты, доказывающие существование враждебных, для человеческой жизни гибельных обстоятельств, и эти гибельные силы сокрушают избранных, возвышенных людей. Я решил не сдаваться, потому что чувствовал в себе нечто такое, чего не могло быть во внешних силах природы и в нашей судьбе, – я чувствовал свою особенность человека.
Андрей Платонов. В прекрасном и яростном мире
Часть III
В прекрасном и яростном мире
Глава 14
Наблюдения издали и поспешно
От нуля до бесконечности
Мы проходим все по вечности.
С бесконечности и до нуля
Мы проходим ею, тру-ля-ля!
Фольклор доведического периода
I
193-й день Шара
N = N0 + 332008140
День текущий: 11,5671702 апреля,
или 12 апреля, 13 час 36 мин 43 сек 50 соток
На уровне К24: 12 + 13 апреля, 14 час 41 мин
На уровне К150: 12 + 85 апреля, 1 час 48 мин
Вторая строка появилась на всех табло и ЧЛВ с экранами после 8 апреля – по распоряжению Пеца. Без расшифровки – тоже по его воле и с молчаливого согласия других ведущих исследователей. Кто знает, пусть знает, а прочих смущать ни к чему.
Знать же следовало, что N – число шторм-циклов миропроявления в МВ.
От самого начала своего оно, разумеется, неизвестно; эта неведомая составляющая выделена как N0. Ясно, что это было громадное число, намного больше записанного цифрами количества шторм-циклов от таращанского контакта, от 10 часов 40 минут памятного 2 октября прошлого года, когда Шар завис над городом и начал опускаться. Это число подсчитали, беря по 5 соток в среднем на каждый цикл; конечно, оно было неточным. Но куда важнее – психологически и познавательно – было то, что оно росло: на двадцать шторм-циклов каждую земную секунду.
Для не знавших о динамично живущей Вселенной в Шаре, не видевших это – такое действительно было не в подъем уму.
(Даже для знакомых с фактами астрофизики. Ведь в них только-только осознался процесс расширения Вселенной как единственный акт, в котором она то ли разлетится вовсе, то ли потом в гравитационном коллапсе сожмется в точку. А здесь, над головами, такое расширение было лишь стадией в каждой из множества пульсаций, творящих миры. Только индусы в своей утратившей научную четкость космогонии знали это.)
Дробные числа дней украсили табло по настоянию Любарского. Этому предшествовал разговор его с Пецем; официальный, не за чаем, в кабинете директора – двух должностных лиц и ученых.
– Валерьян Вениаминоич, если вводить в табло времен – пусть неявно – присутствие Вселенных, так не одной МВ, а обеих. Нашей тоже.
– Это как? – не понял тот.
– Очень просто, указывать время по-настоящему. По-вселенски.
– А разве мы не так указываем?
– Конечно нет. Минуты какие-то, часы, секунды… месяцы вот тоже. Все это провинциально, местечково – если не сказать, пещерно. Год есть оборот Земли вокруг Солнца, строгая величина. Сутки – оборот Земли в своем вращении, тоже строгая величина. Это подлинные часы, других не нужно. Они ведут вселенский счет.
– Так-то оно так, да больно это крупно…
– Ничего не крупно, существуют дроби. Есть компьютеры и микрокалькуляторы… в ваших и моих ЧЛВ, между прочим, они есть.
– Так ведь и они считают в часах-минутах-секундах.
– Ах, ну потому и считают, что традиция тысячелетняя. И месяц июль от Юлия Цезаря, и август от Октавиана Августа, и двенадцатеричный счет от тех времен… Ну, представьте, что мы – нынешние, вооруженные точным астрономическим знанием, приборами электронного счета, – перебрались на другую планету типа Земли, обживаем ее. Нужно нам Новый год отмечать со сдвигом на девять суток после реального новогодия, зимнего солнцеворота? А если по православному, так еще на две недели позже. Конечно нет. Все это реликты недостаточного знания. Нужны ли нам «часы», – Варфоломей Дормидонтович интонацией, как кавычками, пометил это слово, – которых в сутках почему-то двадцать четыре, а не десять и не сто; «минуты», которых в часе опять-таки не сто, а шестьдесят… «секунды» те же?.. В иных мерах такого безобразия не осталось. В метре тысяча миллиметров, в тонне тысяча килограммов… и так всюду. И здесь пора от этого отходить – тем более что вручную пересчитывать не надо, электроника все сделает.
– Но как? – не улавливал Пец.
– Да очень просто: вселенская единица времени – год. Оборот по орбите, и все. Любые конкретные моменты и интервалы – десятичные дроби от него. Если до нынешних секунд, то с точностью до десятимиллионных. До соток – до миллиардных. Го́да как единицы достаточно для счета. Но можно привлечь и сутки, они астрофизически реальны. Тогда любое время дня и ночи – десятичная дробь от них.
– Не воспримут… – поморщился Валерьян Вениаминович.
– Конечно, сразу не воспримут. А разве то, что над нами, – Любарский мотнул головой вверх, – воспримут? Я и сам-то еще с трудом… Но нужно привыкать. Мы живем во Вселенной… а теперь здесь, пожалуй, что и в двух сразу.
– Так! – Пец с НПВ-быстротой принял решение. – Год как единица слишком круто, Варфоломей Дормидонтович, люди живут по дням. Это мы отменим не только римский счет, но и «вчера», «завтра», «намедни»… помните, у Пушкина: «Порой дождливою намедни я заглянул на скотный двор…»
– «Анадысь» еще есть… – поддал Любарский.
– И «анадысь» тоже жалко до слез. Мы ж еще не совсем компьютеры. Но дни с дробью я приемлю. Будем указывать их перед обычным счетом, чтоб привычная дурость его была заметней. И в цифровые часы включим; там достаточно четырех знаков за запятой.
Так стали внедрять в умы дробное вселенское время по Любарскому: дни с десятичными долями. Ненавязчиво, как и строку с N; знающий да поймет, незнающий пусть смотрит обычное время. Обычность-то его, особенно умноженного на К, тоже вызывала оторопь.
