Отец Артемизии поспешил замять скандал и выдал дочь замуж за художника Пьерантонио Стиаттеси, который увез Артемизию из Рима во Флоренцию. Интересно, что трагический эпизод ее биографии наложил отпечаток на все творчество художницы. Ее лучшей работой считается «Юдифь, обезглавливающая Олоферна», и к этому сюжету она возвращалась еще несколько раз. Артемизия любила также писать Клеопатру, Лукрецию и Царицу Савскую. Видимо, она пользовалась творчеством как психотерапевтическим приемом и до конца жизни пыталась как-то пережить, переосмыслить и перебороть то, что случилось с ней в юности.
Но вот следующий век, XVIII, дал Европе нескольких весьма выдающихся художниц, чьи имена стоят в одном ряду с мужскими. На них уже никто не смотрел как на диковинных животных в королевских зверинцах. XVIII век вообще считается веком женщин – дамы занимали королевские и императорские престолы, участвовали в политических интригах, занимались наукой, философией и искусством, причем вполне профессионально.
Первой среди них приобрела известность Розальба Каррьера (Италия, 1675–1757). Она родилась в Венеции, начала свою творческую жизнь как кружевница, потом заинтересовалась миниатюрой и, наконец, приобрела европейскую известность как портретистка, работающая в технике пастели. В свое время Розальба была избрана во французскую Королевскую академию живописи и скульптуры, что знаменовало величайшее признание ее таланта. Каррьеру приглашали работать ко всем самым блестящим королевским дворам, она побывала в Париже и Вене, а в родной Венеции у нее была своя мастерская, где работали ее ученицы. Они, возможно, и не достигли творческих высот самой Каррьеры, но зато вполне усвоили ее манеру письма. Среди них, например, была Марианна Карлеварис, дочь известного пейзажиста.
Во Франции середины и второй половины XVIII века прославились Элизабет Виже-Лебрен (1755–1842) и Маргерит Жерар (1761–1837). Обе происходили из семей, связанных с искусством: Виже-Лебрен была дочерью известного художника Луи Виже, который и дал ей первые уроки живописи, а Жерар была свояченицей знаменитого мастера стиля рококо Жана-Оноре Фрагонара.
ЭЛИЗАБЕТ ВИЖЕ-ЛЕБРЕН. АВТОПОРТРЕТ С ДОЧЕРЬЮ ЖЮЛИ. 1786
Женщины XVIII века уже не просто пишут для собственного удовольствия или свершая некий духовный подвиг во славу Божию – они являются профессионалками, имеют мастерские, заказы и получают за свою работу реальные, подчас довольно неплохие деньги. Единственное, что пока еще невозможно – это войти в профессию открыто и напрямую, поэтому все известные нам блестящие художницы XVIII века происходят из семей, так или иначе связанных с искусством. И пока еще нельзя себе представить, чтобы девушки учились в академиях наравне с молодыми людьми или работали в мастерских не своих отцов или родственников.
В XIX веке дамы уже начинают участвовать в самых новых и модных художественных течениях. Среди импрессионистов в XIX веке блистали Берта Моризо (Франция, 1841–1895) и Мэри Кэссет (США, 1844–1926).
Берта Моризо, происходившая из состоятельной и респектабельной буржуазной семьи, вместе с сестрой начала брать уроки живописи и несколько неожиданно для себя познакомилась с кругом будущих импрессионистов. Она даже вышла замуж за брата самого Эдуарда Мане Эжена. В ее артистическом салоне собиралась вся творческая элита Парижа, а работы, написанные в стиле импрессионистической живописи, неизменно привлекали внимание публики. В отличие от собратьев по цеху ее больше хвалили, чем ругали.
МЭРИ КЭССЕТ. ЖЕНЩИНА С ЖЕМЧУЖНЫМ ОЖЕРЕЛЬЕМ В ЛОЖЕ. 1879
Мэри Кэссет, уроженка Аллегейни (штат Пенсильвания, США), получив образование в Академии в Пенсильвании, приехала в Париж, где окончательно сложилась ее творческая манера, близкая импрессионизму. Она, так же как и Моризо, писала в основном жанровые сцены и портреты. Обе художницы, каждая по-своему, воспевали мир женщины своего времени, где по-прежнему главное – это семья, материнство, окружающий быт, которым Мэри Кэссет любуется и восхищается, и из которого Берта Моризо умудряется сотворить праздник.
Несколько особняком стоит творчество Сюзанны Валадон (1865–1938), женщины необычной судьбы. Она начала свой путь в искусстве в качестве цирковой акробатки, затем работала моделью, причем позировала самым знаменитым художникам, таким как Пюви де Шаванн, Ренуар, Тулуз-Лотрек, Дега. От одного из них Валадон родила сына (возможно, она и сама не знала, от кого), который впоследствии тоже стал знаменитым художником, прославившимся под именем Мориса Утрилло. Позднее, когда Сюзанна сама занялась живописью, то смогла достичь на этом поприще немалых успехов.
XX век принес славу Джорджии О'Кифф (1887–1986), первой профессиональной художнице Америки, а основы модернизма в числе прочих закладывала англичанка Ванесса Белл (1879–1961).
Джорджия О'Кифф, родившаяся в семье фермеров в штате Висконсин, с детства хотела стать не просто художницей, а знаменитостью, что, в конце концов, у нее получилось. Она уже была не так ограничена в своих действиях, как ее предшественницы, и могла спокойно получать профессиональное образование (Джорджия училась в Чикаго и Нью-Йорке). От девушки никто не требовал обязательного замужества, к тому же О'Кифф побывала замужем за галерейщиком Альфредом Стиглицем, прославившим ее еще до того, как она начала выставляться как художница, показав публике серию фотографий обнаженной жены. Джорджия О'Кифф прославилась пейзажами, которые сначала писала в штате Техас, где работала преподавателем рисования, позднее в штате Нью-Мексико, где жила на ранчо по приглашению некоей эксцентричной меценатки, а также картинами с весьма эротичными изображениями цветов. Считается, что именно О'Кифф проторила дорогу американским женщинам в серьезное искусство.
Собственный художественный стиль, тесно связанный с национальной мексиканской культурой, выработала и знаменитая Фрида Кало (1907–1954). Фрида всегда, с самой ранней юности, была свободной и независимой женщиной (что у нас в обществе до сих пор не слишком одобряется), привыкшей самой выбирать себе мужчин.
Своего мужа, гениального художника Диего Риверу, она избрала себе еще в подростковом возрасте, разглядев свою судьбу в небрежно одетом толстяке средних лет, расписывавшем актовый зал ее школы. Позднее безо всяких угрызений совести она изменяла своему Диего (который, в сущности, тоже не был образцом добродетели) и с Троцким, и с Меркатором, и с кучей прочих любовников и любовниц.
У нас не любят откровенность, доходящую до мазохизма, а именно в такой форме Кало и рассказывает о себе в своих картинах. Конечно, XX век вознес на пьедестал художника как создателя своего собственного, индивидуального стиля и своего персонального и ни на что не похожего художественного языка. Но только Кало сделала основой своего искусства автопортрет, а все свое творчество посвятила рассказу о себе, своей боли, своих переживаниях, страданиях, страстях и разочарованиях.
