Военная модель индейцев Равнин предусматривала общественное признание выполняемой новичком службы в его первом походе, и те, кто добросовестно исполнял свои обязанности, публично восхвалялись по возвращении в родной лагерь. Имена юнцов, которые были ленивы и все время спали, просто не упоминались. Люди внимательно слушали, чьи имена произносились во время победных плясок. Узнав, что юноша проявил себя в роли хорошего помощника, другие военные предводители в будущем предлагали ему присоединиться к их отрядам.
Насколько велика была опасность, которой подвергали себя неопытные юнцы, спешащие получить признание на военной тропе, хорошо иллюстрирует курьезный случай, произошедший в 1872 году. Военный отряд хидатсов под предводительством Почки находился в районе Дэвиле-Лейк, когда разведчики сообщили об обнаружении двух всадников, гнавших двух лошадей. Почка решил подождать вечера и напасть на врагов, когда они будут увлечены приготовлением ужина. Воины Почки подкрались и увели у них лошадей. В темноте узнали коня, принадлежавшего соплеменнику из деревни Рыболовный Крючок, и, соответственно, оба конокрада тоже были их соплеменниками. Почка решил подшутить над ними. Воины подкрались поближе и прислушались к разговору юнцов, до сих пор не подозревавших, что у них уже увели коней, а «враги» совсем рядом. Отряд Почки набросился на них так быстро, что потом было невозможно сказать, кто же посчитал первые «ку». Оказалось, что у юнцов совсем не было еды, так как вражеская погоня шла у них по пятам. Несмотря на это, они позволили подобраться к их привалу, увести лошадей и посчитать на себе «ку»! Хорошо, что нападавшие оказались соплеменниками. Мальчишек накормили, а лошадей утром вернули. Из вышесказанного мы видим, что старшее поколение внимательно следило, чтобы молодые бойцы постепенно обучались премудростям военного дела, стараясь по возможности оградить их от преждевременного контакта с врагом.
Первый военный поход был очень тяжелым испытанием. Тиксир сообщал: «Лишения, голод и жара не сбивали их с этого пути. Но некоторые молодые люди порой умирали во время своего первого похода, так и не увидев врага». После первого похода отношение к юноше полностью менялось – он переставал быть ребенком и переходил во взрослую жизнь. Как только юноше удавалось совершить на тропе войны заслуживающее внимания деяние – посчитать «ку», убить врага или захватить лошадь, он получал право присутствовать на советах. Его всегда приглашали на них, и он мог выражать свое мнение, соглашаться со словами говорящих или нет. Ему никто не запрещал высказываться, но обычно молодые бойцы только слушали, внимая словам старших воинов. Лишь со временем, когда его боевой опыт начинали признавать другие мужчины племени, он мог говорить на советах наравне с остальными.
Воины-одиночки
Отправиться в поход в одиночку и убить врага у всех племен считалось одной из самых значимых воинских заслуг. У хидатсов такой поступок являлся величайшим подвигом. Юноши пауни иногда практиковались в воинском искусстве, уходя в походы в одиночку. Брать с собой они никого не могли, поскольку не имели достаточного опыта, чтобы нести ответственность за чью-либо жизнь. Иногда смельчаки не возвращались, погибая от рук врага.
Фрэнсис Паркмэн упомянул историю о воине сиу, в одиночку проникшем в селение пауни и убившем нескольких человек. Подкравшись ночью к одному из земляных домов, он влез на него и заглянул в круглую дыру, служащую дымоходом. В тусклом свете тлеющих углей он разглядел силуэты спящих людей и спрыгнул вниз. Оказавшись внутри, он ножом хладнокровно разворошил угли, чтобы сделать огонь поярче. Одного за другим сиу убивал спящих врагов, пока неожиданно не закричал проснувшийся ребенок. Воин выскочил из земляного дома, издал военный клич, громко выкрикнул свое имя и через секунду скрылся в кромешной темноте, оставив позади селение пауни, откуда слышались вой и лай собак, испуганные вопли женщин и крики разъяренных мужчин.
Причины для одинокого похода были разными. Воин омахов уходил в военный поход в одиночку, только находясь в состоянии стресса или печали – например, из-за смерти ребенка или близкого родственника. В этом случае он мог отправиться в путь, желая убить кого-либо, чей дух сопровождал бы душу умершего. Если подобное происходило из-за смерти ребенка, воин-отец нес на поясе пару маленьких мокасин. Обнаружив врага и убив его, он клал, мокасины рядом с телом противника и, обращаясь к его духу, просил охранять душу ребенка и проводить его в страну духов.
Известен случай, когда вождь осейджей отправился в поход, чтобы поднять боевой дух своих воинов. Однажды, когда основная часть племени находилась на бизоньей охоте, пауни атаковали и уничтожили селение осейджей. Горстка людей, оставшихся в нем, – женщины, дети, старики и больные мужчины – были убиты, а жилища сожжены дотла. Чтобы еще больше унизить осейджей, пауни вытоптали лошадьми поля поднимающегося маиса. Когда осейджи вернулись, представшее перед ними зрелище повергло их в шок. Убитые горем воины сидели небольшими группками на земле, закрыв головы одеялами. Даже храбрейшие из них были не в силах взять в руки оружие и отомстить. Лишь один из вождей молча встал и ушел прочь от разрушенного селения. Он вернулся, держа в руке отрезанную голову пауни, насадил ее на шест и прошел по развалинам, распевая: «Это пауни! Вы боитесь его? Посмотрите на него! Неужели вы его боитесь?» Храбрость и сила духа вождя, в одиночку отправившегося в селение пауни и убившего врага, были столь велики, что воины пришли в себя, а его песнь с тех пор часто использовалась осейджами в качестве военной песни, способной поднять боевой дух воинов.
Особо почетным считалось отомстить за погибшего, выследив и прикончив именно того врага, который убил соплеменника. Айова по имени Убивший Троих Сиу получил его после того, как прошел сто миль, выслеживая убийц друга.
Очень интересна история вождя манданов Матотопы. Она записана Джорджем Кэтлином и подтверждена известным торговцем Киппом и другими белыми людьми, жившими в поселении манданов в то время, когда все произошло. После схватки с арикарами его брат пропал на несколько дней, а затем был обнаружен Матотопой с торчащим в теле копьем. Он принес обагренное кровью брата копье в селение, жалобно причитая и клянясь найти и убить врага его же собственным копьем. Многие узнали копье – оно принадлежало выдающемуся воину арикаров по имени Вонгатапа. Четыре года вождь хранил его у себя в жилище, ожидая, когда же представится возможность исполнить обет. Однажды он не выдержал и в ярости пронес копье по селению со словами, что кровь брата все еще не высохла на нем: «Пусть все манданы молчат и никто не произносит имени Матотопы. Пусть никто не спрашивает ни о нем, ни о том, куда он ушел, пока не услышат его военный клич у своего селения, когда он войдет в него и покажет кровь Вонгатапы. Острие этого копья выпьет кровь из сердца Вонгатапы, или тень Матотопы присоединится к своему брату».
Он ушел, и все смотрели ему в след. Никто из соплеменников не посмел произнести ни слова, пока Матотопа не скрылся за отдаленным холмом с копьем в руках. В одиночестве он прошел двести миль, укрываясь днем и передвигаясь по ночам, пока не оказался у селения арикаров. Между племенами иногда устанавливался мир, и Матотопа знал расположение, обычаи и привычки врагов, а также место, где находился земляной дом Вонгатапы. Он проследил за убийцей брата, видел даже, как тот выкурил трубку и отправился с женой спать. Когда селение утихло, Матотопа неслышно, но и не скрывая себя, вошел в жилище врага и сел у костра, над которым висел котелок с едой. Рядом лежала трубка, которую еще недавно курил Вонгатапа, и табак. Света от костра было недостаточно, чтобы разглядеть лицо сидящего, и Матотопа хладнокровно начал, есть – за неделю путешествия почти ничего не ел и был очень голоден. Затем он закурил и помолился Великому Духу. Пока Матотопа ел и курил, жена Вонгатапы несколько раз спрашивала мужа, что за человек ест в их жилище. «Какая разница. Пусть поест, если голоден». Мандан знал, что другого ответа и не могло быть, потому что по обычаю любой голодный человек мог зайти в любое жилище и поесть. Покурив, Матотопа встал с копьем в руках и вогнал его в тело врага, после чего срезал скальп и выскочил из жилища со скальпом в одной руке и копьем в другой. Шум поднялся в селении арикаров, но смелый мандан уже бежал в ночную прерию.
