Крупный индейский лагерь, в котором было много воинов, оставался на месте в ожидании врагов. Если разведчики сообщали о превосходящих по численности врагах, индейский лагерь тут же снимался, и люди старались уйти как можно дальше. Даже большой лагерь снимал палатки, паковал вещи и был готов к путешествию менее чем за 20 минут после того, как были пригнаны лошади. В случае опасности, по данным Юэрса, община черноногих перемещалась очень быстро, двигаясь порой и после наступления темноты, проделывая в день более 25 миль. Дениг сообщал, что лагерь кроу в случае спешки, двигаясь рысью и даже галопом, покрывал в день от 20 до 40 миль, тогда как обычно кочующая община в среднем проходила от 10 до 15 миль.
Использование собак для охраны лагеря
Индейские собаки различались по росту и окрасу. У сиу крупных животных использовали для перетаскивания тяжестей, а мелких съедали. По окрасу их собаки были от серовато-коричневого до черного цвета, со стоящими торчком ушами и узкими мордами, и напоминали койотов. Их терпели, но не любили. Собак, пойманных за воровством мяса, женщины нещадно избивали палками. Собаки жили в маленьких кожаных полукруглых домиках-будках, которые стояли практически позади каждого типи. Собак, служивших для перевозки грузов, держали внутри типи, и они были обучены лаять, когда слышали странные звуки. Если собака продолжала лаять, а ее хозяевам казалось, что опасности нет, ее останавливали командой «с-с-ст». Когда она не слушалась, ее били. Многие белые путешественники отмечали трусость индейских собак. Из вышеприведенного видно, что индейские методы обучения собак и отношение к ним не предполагали развития в них злобы и охранных качеств.
Джордж Белден писал, что индейские собаки великолепные сторожа и никто не может приблизиться к лагерю, не будучи ими замечен или услышан. Они очень трусливы, но при приближении чужака всегда поднимают тревогу лаем. «Выглядят они устрашающе, и сотни их кидаются навстречу незнакомцу, будто желая разорвать его на куски, но стоит запустить в них палкой, как они разбегаются во все стороны. Если вы побежите от них, они закусают вас, но если броситься в их сторону, то побегут и не остановятся, пока не окажутся в безопасности или у палаток своих хозяев». Но слова Белдена предполагают приближение к лагерю в дневное время. Ночью же они спали не менее крепко, чем их хозяева. Известен случай, когда воин в темноте отвязывал лошадь около спящей собаки, и она проснулась лишь после того, как лошадь наступила на нее. Весьма интересны в этом отношении слова блада Хвост Ласки. С одной стороны, он утверждал, что черноногие очень полагались на собак. Он говорил, что индейцы могли отличить, когда собака ночью «лаяла на духов», а когда на чужаков. С другой стороны, утверждал, что не знал ни одного случая, когда кто-нибудь из его соплеменников был покусан вражеской собакой. Если собаки начинали лаять на приближающихся черноногих, воины отступали, обходили лагерь и, когда псы успокаивались, заходили в него с другой стороны. Кроме того, они бросали собакам куски мяса, чтобы успокоить их. Юэрс отмечал удивительное доверие к своим собакам у черноногих, прекрасно знавших неэффективность собак во вражеских лагерях. Из лагерей черноногих так же часто уводили лошадей, как и из других.
Но иногда индейские собаки действительно выручали хозяев. Сиу Белый Бык вспоминал, как во время ночного проникновения в лагерь кроу воинов почуяла собака и лаем разбудила спящих. Кроу обстреляли незадачливых конокрадов и вынудили их вернуться домой ни с чем. Это был один из немногих случаев, когда враги были обнаружены благодаря собакам. Анализ индейских воспоминаний показывает, что ночью конокрадов чаще замечали люди, а не собаки. И неудивительно – по словам сиу Маленький День: «Щенков… мы съедали, когда они достигали трех месяцев. Это была едва ли не основная причина, по которой мы держали собак».
Поселения полуоседлых племен: фортификация, охрана и защита
Поселения полуоседлых племен часто подвергались нападениям со стороны кочевников. В округе постоянно рыскали небольшие отряды конокрадов, с радостью готовых снять скальп с беспечно удалившихся одиночек. Чаще всего страдали женщины. К примеру, возделываемые женщинами пауни поля находились в нескольких милях от деревни, и они нередко подвергались нападениям. Отправлявшихся на поля женщин никто не охранял – в лучшем случае с ними мог отправиться какой-нибудь юноша, едва ли способный противостоять неожиданному нападению нескольких агрессоров. Бывали годы, когда почти каждую неделю кто-то из женщин погибал от рук сиу или других врагов. Случалось, что жители той или иной деревни неделями опасались выходить за пределы своего поселения.
Если к деревне подходил крупный вражеский отряд, сражения избежать было невозможно. Воины селения обычно выезжали на равнину, образуя боевой заслон, и бились с врагами. Брекенридж стал свидетелем поведения арикаров после сообщения разведчиков о появлении в окрестностях отряда сиу. «Воины сразу высыпали из деревни с великим шумом и криками, некоторые пешими, другие верхом на лошадях, и поспешили в направлении, указанном разведчиками, вниз по реке. Они не соблюдали какого-либо строя, а бежали в беспорядке, подбадривая друг друга, напоминая людей в наших городах, спешащих на тушение пожара. Некоторые были разодеты самым великолепным образом. Крыши земляных домов заполонили женщины, дети и старики, помощь которых выражалась лишь в силе их легких, но я видел нескольких, поспешивших на военную вылазку, хотя они и были почти согнутыми под тяжестью своих лет. Я насчитал около пятисот человек. Вскоре они вернулись – то ли прогнав врага, то ли тревога оказалась ложной, я так никогда и не узнал». Омахи в случае появления у их поселения вражеских сил не проводили никаких церемоний или плясок, только женщины начинали петь, чтобы приободрить мужчин, а потом издавали крик ястреба, призывая сверхъестественную силу этой птицы, которая связывала их с богом войны Громом. Когда группа воинов выдвигалась из поселения навстречу врагу, распевая военные песни, руководил ими кто-либо из признанных лидеров, но каждый из воинов, хотя и подчинялся его основным приказам, действовал самостоятельно.
Деревня пауни, состоящая из земляных домов. 1871 г.
Чтобы избежать неожиданных нападений, несколько пауни каждое утро размещались на стратегических позициях, откуда могли заметить любого приближавшегося человека. В заметках ранних путешественников можно встретить описание этих молчаливых стражей. Индейцы так рассказывали об этом: «Все воины проводили разведку. Никто не подходил и не говорил, что теперь твой черед охранять поселение. Если мужчина не собирался куда-то уезжать, он просыпался с рассветом, уходил из селения и забирался на какой-нибудь холм. С восходом солнца нужно держать ухо востро. Вы видите далеко. В округе тихо, и все хорошо слышно. Надо быть бдительным, чтобы заметить врагов. Они часто выбирали именно это время, чтобы прокрасться в селение. Если вы охотились или осматривали окрестности, вы могли не только заметить врагов, но и посмотреть, нет ли поблизости бизоньих стад». С другой стороны, французские торговцы называли питахауират и чауи-пауни – Tappage, или Шумными пауни, потому что ночью шум из их лагерей слышался за много миль. Единственной охраной этих лагерей были группы юношей, расходившиеся по ночам во всех направлениях, чтобы, улегшись в траве, поболтать, попеть военные песни и поспать. Им никто не приказывал делать этого, просто таков был старый обычай, по которому молодые люди спали вне лагеря. Как охрана они были практически бесполезны, и если благодаря им обнаруживался вражеский отряд, то это было скорее счастливой случайностью, нежели ожидаемым результатом их действий.
