– Все живы, – лаконично ответила я, уже чувствуя, что времени на продолжительные дискуссии у нас нет.
Док, похоже, именно такой краткой реплики и ожидал, удовлетворённо кивнул и продолжил:
– В тот момент я, как назло, работал стоя. Не удержал равновесия, пробирка разбилась, меня оцарапало стекло. И, как вы правильно выразились, «гадость» попала в кровь.
– Какая именно? Не дуоцеламин, я надеюсь?
От одного этого предположения меня буквально бросило в жар, и я почувствовала, как вспотели плечи. Уолкс криво усмехнулся.
– Откуда такая догадливость?
– Я представляю себе разницу между миенгообразными обезьянами и человекообразными, – сообщила я, проходя к одному из шкафов с многочисленными ящиками. – И знаю, какие вещества безвредны для первых, но ядовиты для вторых.
Бывать в медотсеке мне уже доводилось, в том числе и в этой его части, когда я в порыве хулиганства разыскивала искусственные глаза. Поэтому местонахождение медицинских перчаток тайны для меня не представляло. Вытащив одну пару, я на ходу натянула их на руки, после чего подтащила к рабочему месту Уолкса ещё один стул. Аккуратно села, стараясь избегать осколков.
– Говорите. Что нужно делать? – спросила я, разглядывая окружающие предметы. Врач как раз придвигал поближе очередную тщательно закупоренную баночку. И передавать мне работу как будто не собирался. – Ну же! Дуоцеламин вызывает паралич. Яд попал в организм через рану на левой руке, и эта рука, как я понимаю, уже не функционирует. Распространяется он быстро, значит, и с правой стороной могут начаться проблемы. А в этом деле важна точность, и скорость тоже.
– Думаете, вы справитесь?
Врач хмурился, но, судя по взгляду, брошенному на правую кисть, признавал мою правоту. Возможно, симптомы уже начались, например, понизилась чувствительность в кончиках пальцев.
– Я, конечно, не медик, но у меня степень бакалавра по химии и биологии, – сообщила я. – Разумеется, вам придётся давать точные указания: я понятия не имею, как готовить противоядие, и что за вещества выставлены на этом столе. Кроме разве что содержимого этой пробирки и, может быть, вот этой.
– Хорошо, – решился Уолкс. – Тогда приступайте: времени у нас немного.
– Сколько? – спросила я, набирая в пипетку указанную жидкость, на сей раз напоминающую по цвету мутную воду.
– Минут десять-пятнадцать, точнее не скажу. Потом изменения станут необратимыми.
На этом разговоры прекратились. Только кратко и по существу излагаемые инструкции. Десять капель из этой баночки. Сорок – из той пробирки. Полчайной ложки порошка развести в воде. Добавить пятьдесят миллилитров. Охладить до такой-то температуры.
Действовать следовало быстро, но и спешка была смерти подобна. К сожалению, мне не хватало опыта, от напряжения подрагивали руки, неудобные с непривычки перчатки воспринимались как помеха. Тем не менее, работа спорилась.
– Сердце? – спросила я, дожидаясь сигнала аппаратуры о том, что нужное состояние смеси достигнуто, и можно продолжать.
– Я успел вколоть препарат, который его поддержит. Но чудес он не творит.
– Информируйте меня об изменениях в вашем состоянии.
– Это совершенно ни к чему. Вас будет отвлекать от работы, а мне никак не поможет.
Пришлось согласиться и продолжать, тем более что долгожданный гудок как раз прозвучал.
К тому моменту, как я закончила, и ноги, и руки дока были полностью парализованы.
– Правый шкаф, второй ящик сверху. – Он дышал тяжело, но, главное, дышал. – «Вампирчик» здесь не поможет, вам придётся сделать укол в вену. Справитесь?
– Разумеется.
Я не была ни врачом, ни ветеринаром, и никаких уколов сроду никому не делала. Но какая разница? С задачей надо справиться срочно, и кроме меня некому. Значит, справлюсь.
– Сколько осталось времени? – спросила я, быстрыми движениями вскрывая упаковку.
– Не знаю. Возможно, пара минут. А может, его уже не осталось, и вы напрасно тратите силы.
Я сжала зубы и сконцентрировалась на сиюминутных действиях. Завершить их оказалось непросто. В вену я попала только с третьей попытки, и всю дорогу казалось, что шприц держу неправильно, как-то криво, однако ввести противоядие в кровь вроде бы получилось.
– Что теперь?
Я напряжённо следила за Уолксом, словно рассчитывая понять по его лицу, подействовал препарат или нет, хотя любому было бы очевидно: эффект не может оказаться моментальным.
– Ждать. – Он утомлённо откинул голову назад. – Либо состояние улучшится, либо наоборот.
Я выбросила шприц в мусорный контейнер, стянула перчатки и отправила их туда же. Ждать… Эта перспектива не нравилась даже мне, а каково человеку, для которого эти минуты могут оказаться последними? О чём он сейчас думает? Вся жизнь, как принято говорить, проходит перед глазами? Или, наоборот, все мысли посвящены несостоявшемуся будущему, тому главному, что так и не удалось совершить? Или сознание полностью заволакивает пелена страха?
Врач сам дал ответ на мой незаданный вопрос.
– До чего же нелепая смерть! От глупого кусочка стекла. Если противоядие всё-таки не поможет, будьте любезны, не рассказывайте никому, как было дело. Придумайте что-нибудь более возвышенное, на ваш вкус.
– Обязательно, – оптимистичным тоном пообещала я. – Расскажу команде, что вы проводили опыты на мухе цеце, отрывая ей крылышки, а она в отместку укусила вас за палец.
– Вы что, смерти моей хотите? – возмутился он.
– Наоборот. Хочу дать вам дополнительный стимул самостоятельно рассказать всем историю своей кончины.
Оговорку свою я осознала уже после того, как последнее слово сорвалось с губ. И собиралась исправиться, но док не был бы доком, если бы не прицепился к неверной формулировке, пусть даже на смертном одре.
– Рассказать о собственной кончине? Пощадите экипаж! Призрак на космическом корабле – это, право слово, перебор.
– А вы боитесь призраков? – поинтересовалась я, стараясь перевести разговор, а заодно и ход мыслей Уолкса, в иное русло. – Знаете, одна моя сотрудница – ну, с прошлого места работы, – рассказывала, что ужасно боялась их в детстве. Как-то раз на рассвете её безумно напугала постучавшаяся в окно птица. Она решила, что это привидение. Кстати, говорят, что если к кому-то в окно часто стучится птица, значит, это светлый человек с чистой душой.
– Этого я не слышал. Но знаю другую примету: если к кому-то в окно часто стучится птица, то у этого человека грязное окно.
– Что же вы такой не романтичный?! – возмутилась я.
– Нам, медикам, это вообще не свойственно.
– Зоологам тоже. – Я быстро сменила гнев на милость. – Кстати о чистоте. Хотите пить?
