Гермес широко улыбается:
– У тебя будет ребенок.
– Да, – говорит Некко. У нее немного кружится голова, потому что, когда слышишь такие слова от кого-то еще, это делает их реальными.
Он кладет руку ей на живот. Его ладонь теплая, пальцы мозолистые и загрубевшие.
– Ты будешь мамой, – говорит он. – А я собираюсь стать отцом.
Когда Некко слышит эти слова, то ее как будто подхватывает огромная волна и выносит на далекий, очень далекий берег. Берег, где существуют мамы, папы, крошечные младенцы, песенки и детские колыбельные. «Послушайте сказочку, вы, шалуны, / Корова подпрыгнула выше луны!» Но потом накатывает другая волна воспоминаний – та, что угрожает разрушить все, что может вернуть ей вкус к нормальной жизни. Это наследие Потопа. Некко бьется, стараясь вырваться на поверхность, голова пульсирует болью.
– Да, – говорит Некко.
– Ты уверена, что хочешь этого? – спрашивает Гермес. – Стать мамой?
Он говорит так, словно ей под видом подарка вручили нечто неправильное: две пары левых туфель, чайную чашку с дырой в донышке.
– Да, уверена. Но, повторяю, тебе не обязательно приобщаться к этому. Я и сама могу справиться.
– Но я часть этого, – говорит Гермес и привлекает Некко к себе. – Я никуда не денусь. Я буду заботиться о тебе и малыше, и у нас будет настоящая семья. Ты увидишь. Все это делает гораздо более важной ту вещь, которую я хочу показать тебе завтра. Это просто идеально.
Настоящая семья. Некко даже не уверена, что это значит. Она помнит своих родителей, ухаживавших за ней перед сном, еще до наводнения, когда она была просто маленькой девочкой. Мама причесывала и заплетала ей волосы, а папа читал сказку. Каждый вечер она была счастлива и чувствовала себя целой. Некко закрывает глаза, сосредотачивается, и воспоминание исчезает. Оно было изгнано, как и все остальные, которые приходили раньше. Она как следует постаралась убрать все воспоминания о своей семье, о том, как она росла до Потопа. Некко держит их запертыми во внутреннем ящике, потому что слишком мучительно думать о том, как все было раньше. Так она выживает, так спасается от безумия. От того безумия, которое поразило ее маму.
Некко понимает, что это несправедливо, – что жизнь подарила ей ребенка именно сейчас, когда она живет в автомобиле и глотает огонь ради сладостей и побрякушек. Но она все изменит. Теперь у нее есть смысл. И мамы больше нет. Нет причин продолжать жить так, словно она в бегах. То, что говорила мама, – это бредовые мысли, навеянные дьявольским зельем. Никакой дурной человек не охотился на них. Никто не наблюдал за ними, прячась в тени. Пора двигаться вперед. Пора уйти с улицы.
Она придет в приют и обратится за помощью. И мало-помалу они с Гермесом начнут строить настоящую жизнь. Квартира. Колыбелька для младенца. Некко научится вязать. Пользоваться спицами, которые достала сегодня, для изготовления крошечных пинеток и детской шапочки. Клик-клик-клик, скажут спицы, когда она начнет вязать в кресле-качалке, точно так же, как когда-то делала мама.
– Все будет нормально, – говорит Гермес. – Черт, даже больше, чем нормально. Я могу с этим справиться. Могу даже обратиться к своей семье, если придется. Мой папаша – полный говнюк, но мама нам поможет. Мы это переживем.
Гермес укачивает ее, и Некко закрывает глаза, ощущая, как ключ, который он носит на шее, прижимается к ее спине. Некко представляет ребенка, спрятанного глубоко внутри нее, крошечного головастика с жабрами, вдыхающего жидкость.
Некко засыпает и видит во сне, как толкает детскую коляску, переходя через мост. Потом ее кожа леденеет, потому что это не просто мост, а Стальной мост, с которого прыгнула мама, бросившись в илистую реку в пятидесяти футах внизу.
Но Некко каким-то образом просверлила дыру во времени, и мама снова здесь, снова живая, стоящая на краю, глядящая в воду. Ее рот запятнан красным, обожженные волосы торчат пучками. С нее капает, как будто она только что выбралась из воды. На шее у нее висит ключ Гермеса.
– Мама?
Мама отворачивается от воды и смотрит на Некко.
– Я ждала тебя, – с улыбкой говорит она и показывает зубы цвета крови. – Дай посмотреть на моего внука.
Некко нагибается, чтобы распахнуть полог коляски, но не может этого сделать. Она боится того, что может там обнаружить.
– Иногда, – говорит мама, цепляясь за ключ, висящий у нее на шее, – иногда правда – это не то, чему ты хочешь посмотреть в лицо. Иногда лучше не знать.
Тео
Тео быстро идет по тротуару; в левой руке она держит сигарету, а пальцы правой руки нервно перебирают аккуратно связанные нити алой пряжи и беспокойно дергают ее. Понравится ли Ханне? Не сочтет ли она вязаный шарф очередной глупостью? Внезапно это кажется мягкотелым, слишком сентиментальным.
Мимо с рокотом проезжает трейлер с надписью «ПОМОЖЕМ С БОЛЬШИМ ПЕРЕЕЗДОМ»; из выхлопных труб вырываются дизельные пары. Кто-то приезжает. Или уезжает, если ему повезло, из этого вонючего города.
Тео находится на Ферст-стрит, мощенной старым булыжником и полной магазинчиков и кафе, обслуживающих посетителей из колледжа. Эта часть города претендует на нечто иное, по сравнению с тем, чем он является на самом деле. Эта часть говорит: «Здесь оживленный, веселый университетский городок!» – но стоит отойти на три квартала в любом направлении, и становится ясно, в какой экономической дыре находится город. Вы увидите заколоченные витрины с разбитыми окнами и нищего, выпрашивающего мелочь на углу с плакатом в руках: «Лучше попрошайничать, чем красть».
Тео минует вывески «Буррито от Синего Койота», «Кружево и лаванда: товары для тела и духа», «Карандаши и краски», «Книги Двуречья» и кафе («Сегодня поэтическая вечеринка!»), а также кофейню «Миллхауз», где люди сидят за столиками снаружи и пытаются не замечать вонь от бумажной фабрики, оседающую на их кофе-латте.
Тео дотягивает сигарету, давит окурок каблуком и смотрит на часы. Половина одиннадцатого. Вот черт, она опоздает. И все потому, что Люк отвел ее посмотреть на Огненную Деву. Он слишком боялся провернуть сделку в школе, так что они перешли к делу, когда пересекли улицу с толпой детей. Тео вручила ему коричневый бумажный пакет с двумя унциями кокаина, завернутыми в пластик, а он передал ей конверт с двумя тысячами баксов. Шито-крыто. Она и не думала, что люди еще употребляют кокаин, и редко что-то продавала школьникам. Люк собирался перепродать «коку» своему кузену за городом ради шальной прибыли, – так он ей сказал, – но Тео было наплевать. Этот парень был мерзким пронырой. Пока он давал ей деньги и не попадался с наркотиками, все было в порядке. Ноша в ранце весь день причиняла сосущее беспокойство и наводила на подозрения, что она снова и снова испытывает свою удачу.
А потом все вдруг закончилось, и Тео испытала сладостное облегчение от того, что все-таки увидела Огненную Деву. Ради фокуса она отдала ей розовые вязальные спицы (это ничего, у нее были спицы такого же размера; она закупила целый комплект вязальных спиц и пряжи на церковной благотворительной распродаже в прошлом году). Она давно слышала истории об Огненной Деве от мальчишек, которые называли ее колдуньей и говорили, что она может выпускать молнии из пальцев и глотать огонь. Кто-то еще сказал, что она делает минет за десять долларов.
