– Что там случилось? – спрашивает Пруденс.
– Точно не знаю. Она как будто вырубилась на месте, а парень из кегельбана вызывал полицию. Нужно немедленно убираться отсюда.
Вдалеке раздается вой сирен.
– Что было в шкафчике? – спрашивает Пруденс, когда включает зажигание.
– Куча бумаг. В основном газетные статьи. – Тео запрыгивает на широкое переднее сиденье рядом с Пруденс, все еще сжимая бумаги, подобранные на полу кегельбана.
– Некко, дорогая, куда нам ехать? – спрашивает Пруденс и оборачивается. – Где мы должны забрать ранец Тео и витамины?
Некко не отвечает.
– Просто поезжайте, миссис Смолл, – говорит Тео. Она смотрит на бумаги. На обратной стороне фотографии что-то написано. Это адрес.
– Хорошо, я еду, но куда мы направляемся? – спрашивает Пруденс, выруливая с автостоянки.
– Бирчвуд-лейн, 198, – говорит Тео.
– Где это?
– Где-то на восточном берегу реки. Поверните с Франклин-стрит на Чэндлер-стрит, потом направляйтесь к Стальному мосту.
– У меня есть старая карта в бардачке, – говорит Пруденс. Тео возится с защелкой, ерзая на растрескавшемся виниловом сиденье; разумеется, на этом драндулете нет GPS-навигатора. В пепельнице полно всякой всячины. Один из проволочных акробатов с головой из папье-маше свисает с зеркала заднего вида.
– Что там на Бирчвуд-лейн? – спрашивает Пруденс, пока Тео достает карту и пытается сориентироваться.
– Там выросла Некко. Среди бумаг Гермеса была фотография этого дома.
– Тогда почему мы едем туда?
– Не знаю; может, у вас есть предложение получше? Должно быть, там находится человек, который знает ее. Член семьи или кто-то еще.
– Там никого нет, – шепчет Некко. – Дома больше нет.
Тео поворачивается и смотрит на нее.
– Хорошо, что ты вернулась в мир живых, Огненная Дева.
– Дома больше нет, – повторяет Некко. – Он разрушен после наводнения.
– Что? – восклицает Пруденс. – О чем она говорит?
– Некко сказала мне, что ее дом был разрушен каким-то большим наводнением. Она говорила, что прорвало дамбу.
Пруденс качает головой:
– Я живу здесь с рождения, и не только я, но и четыре поколения нашей семьи, включая мужчин, которые помогали строить дамбу и фабрику. Старую дамбу никогда не прорывало. Если бы это произошло, то я бы знала об этом.
– Верно. Именно так я ей и сказала, – соглашается Тео. – Готова поспорить, дом по-прежнему там.
– Мы туда не пойдем! – Некко резко наклоняется вперед. – Я обещала, что этого не будет! Мы не будем пересекать мост!
Голос Некко исполнен такой убежденности, что Тео немного страшно.
– Ладно, ладно, – говорит она. – Как скажешь.
Некко снова опускается на сиденье и смотрит в окошко.
– Как она скажет? – шипит Пруденс. – Почему она заказывает музыку. Извини, но мне кажется, что у твоей подруги что-то не в порядке с головой.
Пруденс смотрит на Некко в зеркало заднего вида, и Тео присоединяется к ней. Некко глядит в окошко, безразличная к их разговору, но Тео понимает, что она внимательно слушает.
– И не забудь, что ее разыскивают за убийство! – громким шепотом добавляет Пруденс. – Она кажется невинной овечкой, и я всегда готова толковать сомнения в пользу ответчика, но что, если она действительно сделала это? Возможно, лучше будет высадить ее возле полицейского участка. Пусть они разбираются.
Некко дергается и кладет руку на дверную ручку, словно собирается выпрыгнуть наружу.
– Нет, – твердо говорит Тео. – Она не виновата. И помните, что иначе я не верну свой ранец, а вы не получите витамины.
Пруденс поджимает губы.
– Куда теперь?
– Просто вперед, – отвечает Тео. – И не переезжайте через реку.
Некко убирает руку с дверной ручки.
– Нам нужно в Старый Город, – говорит Некко. – Там я спрятала твой ранец.
Пруденс кивает и поворачивает автомобиль вдоль реки, чтобы не ехать в центр. Тео возвращается к пачке бумаг у нее на коленях. Она берет сверху газетную статью, на которую Некко смотрела в кегельбане, и начинает читать вслух.
«Доктор Майлз Сандески, профессор социологии в колледже Двуречья, разыскивается для допроса в связи с исчезновением его жены и дочери. Полиция была поднята по тревоге, когда Джудит Теннер, свояченица Сандески, приехала в их дом на Бирчвуд-лейн после панического телефонного звонка от Лили, жены профессора Сандески. Мистер Сандески встретил ее и попытался отослать, утверждая, что его жене и дочери пришлось неожиданно покинуть город. Мисс Теннер сказала, что видела в доме признаки борьбы: перевернутую мебель, сломанную лампу. Одежда Сандески была грязной, мисс Теннер утверждает, что видела кровь на его рубашке. Она уехала и позвонила в полицию, но до сих пор не удалось определить местонахождение мистера Сандески, его жены и дочери. Детектив Сэмюэль Гловер дал следующий комментарий: «Исчезновение миссис Сандески и ее четырнадцатилетней дочери внушает глубокую озабоченность, и у нас есть основания для подозрений в убийстве. Доктор Сандески объявлен в розыск, и каждый, кто может предоставить сведения о его местонахождении, должен немедленно связаться с полицией.
Руководитель д-ра Сандески, д-р Брюс Нестлер, сегодня днем сделал следующее заявление: «Мы в колледже Двуречья потрясены новостями о случившемся. Майлз – выдающийся преподаватель, уважаемый своими студентами и коллегами. Предположение о том, что он мог причинить вред своей жене и дочери, вызывает недоумение у всех нас. Мы молимся о том, чтобы с ними все было в порядке».
– Не понимаю, какое это имеет отношение к чему-либо, – говорит Пруденс. Тео поворачивается к Некко.
– Эта статья опубликована четыре года назад. Профессор – это твой отец, верно? А четырнадцатилетняя девочка – это ты?
Некко прижимается щекой к окну и не смотрит на Тео.
– Мой отец никогда не причинил бы нам зла, – говорит Некко. – Он любил нас. Все это неправда. Все было не так.
– Майлз Сандески, – повторяет Тео. – Ведь это он написал книгу «Принцесса и слон», точно?
– Да, – отвечает Некко и впервые смотрит на Тео.
– Я читала ее.
– Знаю. Я видела книгу в твоем ранце.
– Ее отец написал книгу? – вмешивается Пруденс. – Что это за книга?
– О добре и зле, о мифах и представлениях людей. О том, как жизненный опыт формирует нашу личность и некоторые вырастают убийцами, а другие – хорошими парнями. Но на самом деле он говорит, что нельзя все видеть в черно-белом цвете, понимаете? В каждом из нас уживается добро и зло.
