Он вспоминает снимок маленького мальчика на каминной полке Джудит Теннер. Ее сын Эдвард, который, предположительно, погиб много лет назад.
– Где они встречаются?
– В старом доме Эвы. Он должен быть там к полудню.
Фред смотрит на часы.
– Сейчас без пяти двенадцать.
– Тогда нам лучше поспешить, – говорит Пру.
– Нам? Пру, там может быть опасно. Я не думаю…
– Я пойду с тобой, – говорит она, и это не вопрос, а утверждение.
Фред кивает.
– Адрес и документы у меня в автомобиле. Тогда пойдем.
Некко
Некко задерживает дыхание, когда они пересекают мост Блэчли. Они направляются на юго-восток, к тому месту, о котором она привыкла думать как о Запретной Зоне. Все по-прежнему на месте. Все такое же, как она помнит: рынок, маленькие кафе, ярко раскрашенные бунгало.
Тео поворачивает направо и едет по старой грунтовой дороге. По мере того как они отдаляются от центра города, дома отстоят все дальше друг от друга. Появляются поля и даже конюшня с лошадями.
– Здесь красиво, – говорит Тео.
– Да, – соглашается Некко. Вокруг много зелени. Дома с плавательными бассейнами и большими садами. Тео поворачивает еще два раза, и они оказываются на Бирчвуд-лейн.
Некко беспомощно моргает, протирает глаза, смотрит в окошко и наконец понимает, где она находится. Они трясутся по узкой дороге, приближаясь к ее бывшему дому; река протекает слева, сразу же за перелеском. Некко видит алмазный блеск воды между деревьями, словно клад, ожидающий первооткрывателя.
Но Некко знает, как обстоят дела на самом деле. Она знает, что иногда опасность маскируется красотой, чтобы заманить поближе, создать впечатление уюта. Некко наклоняется и нащупывает нож, пристегнутый к сапогу и дающий некоторое утешение.
Спустя несколько минут они объезжают излучину реки, и впереди вырастает дом, это зрелище оставляет Некко бездыханной. Она не может поверить, что видит свой дом – он по-прежнему на месте и выглядит точно так же. Это ее маленький дом с качелями во дворе. Эррол часто затаскивал ее на качели, хорошенько раскачивал и пел глупую песенку. Некко уже забыла, что в мире существуют такие вещи, как детские качели и глупые песенки.
Голубая краска сильно облезла, двор зарос травой, а огород ее матери исчез под натиском сорняков. (Некко забыла и о том, что ее мать любила копаться в огороде.) Слева, между домом и рекой, стоит мастерская отца – старый сарай, обшитый металлом. Он немного заржавел, а окна растрескались, но в целом выглядит нормально. Никакой разрухи от наводнения.
– Все еще здесь, – говорит Некко, и слова выходят тихими и легкими, больше похожими на вздох, чем на фразу. – Именно так, как говорил Эррол. Никакого Потопа не было, – громко произносит Некко, потому что ей нужно слышать слова и повторять их снова и снова в надежде, что однажды они закрепятся в ее сознании. Уже много лет ее жизнь была разделена пополам этой вехой: до Потопа и после Потопа. Все истории, рассказанные матерью, были основаны на этой мифологии.
«Иногда люди, которые любят нас сильнее всего, идут ради нас на огромные жертвы, – сказала мисс Эбигейл. – Они готовы сделать что угодно, лишь бы защитить нас».
Некко распахивает дверь еще до того, как автомобиль останавливается, и выпрыгивает наружу, спотыкаясь на ходу.
– Эй, подожди секунду, – окликает Тео, запирая автомобиль.
Некко бежит к старой мастерской, вспоминая знакомый запах: трубочный табак, машинное масло, горящий уголь и раскаленный металл, если работала кузница. Сбоку подвешена алюминиевая лестница. Ржавая лопата и мотыга прислонены к стене. Некко кусает язык, чтобы не крикнуть: «Папа!» – когда дергает на себя тонкую металлическую дверь и входит внутрь. Здесь нет и следа от ее отца, как будто она все выдумала. Ни рядов инструментов, ни коробок с запчастями. Механическая летучая мышь не кружит на проволоке над головой, заводной енот не смотрит на нее с полки. Мастерская полностью разгромлена, тяжелый кузнечный горн исчез, даже верстак опрокинут. Какое-то время Некко стоит и глубоко дышит, надеясь уловить частицу памятного запаха, но здесь пахнет сыростью и разрухой.
Некко прикасается к стене в дальнем конце мастерской и вспоминает, что отцовское изобретение, накрытое брезентом, стояло рядом, на верстаке.
Потом Некко видит то, что произошло здесь в тот последний день.
Она первой добежала до мастерской и услышала гул и потрескивание. Аппарат работал. Потом гудение превратилось в голос: машина заговорила.
Папа подошел к верстаку и одним быстрым движением откинул брезент, словно фокусник, раскрывающий свой трюк.
Там стоял его механизм, его ужасающее воплощение изобретения Эдисона. Сам аппарат был заключен в деревянный короб около двух футов длиной и одного фута шириной. Он работал от электричества и был снабжен круглыми ручками, проводами и маленькими стеклянными трубками, которые тогда светились, потому что машина включилась. Еще там была большая воронкообразная трубка, прикрепленная к толстому шнуру. Она напоминала Некко старомодный граммофон, вроде того, какой можно видеть в школьных учебниках истории.
Оттуда доносилось тихое жужжание, словно пчелы вылетали из улья. Потом жужжание превратилось в звук, почти стон, а потом прозвучало слово, произнесенное голосом ее бабушки, той самой женщины, которая смотрела на них со старой фотографии, повешенной над верстаком отца. На снимке женщина смотрела в камеру с удивленным, почти встревоженным выражением; ее рот был приоткрыт, как будто она собиралась закричать.
«Опасность, – сказала она через потрескивание громкоговорителя. – Вы в опасности». А потом: «Он здесь!»
Папа отослал Некко в дом и велел ей запереть все двери, но так, чтобы не напугать маму. Пробегая через двор, она встретила Эррола. Он торопливо шел к мастерской, его лицо было искажено паникой.
– Что это? – спросила Некко, поскольку он что-то держал в руке, что-то ярко раскрашенное, но он не ответил, а сорвался на бег. И все-таки Некко увидела, что это было: резиновая маска цыпленка. Некко хотелось смеяться, потому что это было абсурдно, но при этом она тоже была испугана.
– Все в порядке? – Тео просовывает голову в пустую мастерскую.
– Все отлично, – отвечает Некко, но эхо давнего предупреждения отдается у нее в голове: «Опасность. Вы в опасности».
– Что это за место? Садовый сарай или что-то в этом роде?
– Здесь была мастерская моего отца. Но теперь все исчезло.
– Это здесь он собрал изобретение, о котором я слышала?
Некко кивает.
– Он делал и другие вещи. Однажды он изготовил заводного енота из металлолома, старых часовых механизмов и шестеренок. Он мастерил разных механических зверушек; они ходили, разговаривали и имели тайники, куда он клал сладости. Это была игра, смогу ли я найти тайник и открыть его.
