Он иронично приветствовал человека на лошади, который появился из-за огромного кактуса на перекрестке. Козырек его фуражки прикрывал солнечные очки.
– Слышали, капитан Штайнер? Вы готовы отчаливать? С первым же отливом мы отправляемся на запад, к золотым берегам…
Макнэр резко дернул ногой, поднимая вверх облако песка, и кивнул однообразному голубому небу и безмолвным улицам.
Штайнер неторопливо вел черную кобылу вверх по склону. Его мрачное лицо, закрытое солнечными очками, ничего не выражало. Уэйну показалось, что, несмотря на морской прикид, капитан выглядел куда естественнее верхом на лошади, нежели у штурвала «Аполлона». Жара и яркий свет пустыни, беспокойная лошадь, вздымающая копытами горячий песок, величественный кактус за плечом капитана – в такой обстановке Штайнер напоминал жителя равнин с Дикого Запада.
– Отлива не будет, Макнэр, долго еще не будет. Идем обратно к судну. Помоги ему, Уэйн.
С седла свисала веревка, скрученная кольцом. Неужели капитан все это время шел за Макнэром по песчаным улицам, надеясь заарканить инженера и связать, как своенравного бычка, взволнованного видом собственной тени? На обратном пути к «Аполлону» Уэйн смотрел на Штайнера по-новому, с бо́льшим уважением. Возвращались к кораблю и матросы, толкая перед собой переполненные чемоданы. Кто-то успел напиться награбленного виски, кто-то тащил голый женский манекен из стеклопластика, схватив его за искусственные волосы, – в Европе, где одежду выдавали по карточкам, таких кукол давно не видели. Орловский уже ждал на пирсе Кунард, миролюбиво обмахиваясь найденной на континенте ковбойской шляпой. Риччи раздраженно жаловался на что-то Анне Саммерс, пока та храбро пробиралась сквозь завалы песка, одной рукой придерживая разваливающийся пучок на голове – вскоре этот слабый узел развяжется и выпустит на волю ее скрытое американское я.
Уверенно сидя верхом, Штайнер замыкал шествие и дождался, пока все не вернутся обратно на борт, словно планировал бросить их там и в одиночку отправиться в путь через внутреннее море безлюдного континента.
Глава 6
Великая американская пустыня
В семь вечера, когда наконец-то стало немного прохладнее, небольшая исследовательская группа выдвинулась к полумрачным улицам северо-западной границы заброшенного города. Впереди ехал Штайнер, за ним следовали Орловский и Анна Саммерс; Уэйн на пегой лошадке с белой гривой был позади. Риччи остался кипеть от злости в своей каюте после стычки с капитаном. Штайнер поймал доктора на контрабанде: тот стащил из оружейного магазина крупный самозарядный пистолет и пытался пронести его на борт.
На Манхэттене стояла тишина. Солнце катилось по небосводу над западными землями, громадные здания замыкались в собственной пустоте. Группа прошла по мосту Джорджа Вашингтона, и все замерли, чтобы насладиться видом на невероятно широкое русло реки Гудзон. Впереди открывался заросший полынью песчаный простор, целая плантация кактусов и опунции. Веком ранее Гудзон пересох, и теперь в его бескрайнем сухом русле процветали многочисленные виды пустынных растений, чьи семена прилетели сюда из Нью-Джерси. Беспощадные лучи полуденного солнца сменились красноватыми красками вечера. Члены группы молча стояли рядом со своими лошадьми у полуразрушенной автострады. За джерсийским побережьем можно было различить прямоугольные силуэты отдельных зданий – их фасады в закатных лучах напоминали Столовые горы в Долине монументов.
Неподалеку оказалось шестиэтажное офисное здание, стеклянные двери которого давным-давно разбили вандалы. Привязав лошадей, исследователи залезли на крышу по лестнице, обвивающей шахту лифта, и осмотрели безлюдные земли, будто покупатели, оценивающие выставленную на продажу дикую местность.
– Пустыня… – В знак уважения Орловский снял шляпу и приложил ее к своей пухлой груди. – Кругом одна пустыня и так, наверное, до самого Тихого океана.
Анна Саммерс прикрыла глаза, защищая их от солнечного диска, который уже наполовину скрылся за горизонтом. Кроваво-красное свечение оживляло ее лицо – прибыв на пустынный курорт бледной, Анна показывала заметное улучшение уже в первый день. Не раздумывая, она коснулась плеча Уэйна – профессор явно переживала за судьбу юного безбилетника.
– Странно и в то же время знакомо, как будто я уже бывала здесь. Грегор, мы же знали, что климат переменился.
– Но не настолько. Здесь прямо-таки Сахара двадцатого века. Мы не готовы к исследованию подобной территории. Что скажете, капитан?
Штайнер снял очки и посмотрел на пересохшую реку. Его сильно загорелое лицо приобрело ястребиный вид, глаза спрятались в глубине глазниц под нависшим над ними закаленным лбом.
– Не соглашусь с вами, Орловский, – спокойно ответил он. – Это лишь очередной вызов природы. Понимаешь, Уэйн?
* * *
Уэйн прекрасно его понимал. На следующее утро, пока Орловский с Анной Саммерс руководили перемещением экспедиционных запасов с борта на берег, Уэйн присоединился к группе вооруженных моряков, решивших исследовать местность вокруг Нью-Йорка. Под руководством Штайнера они проехали пятнадцать километров по пустыне – высушенной солнцем глуши, простирающейся до самых гор Катскилл и даже дальше. Повсюду, и в Йонкерсе, и в Бронксе, им попадались родники со свежей водой в дренажных трубах, а прямо из треснутой плитки у бассейнов в мотелях росли жалкие на вид финиковые пальмы. Однако этих немногочисленных оазисов не хватило бы для продолжительной экспедиции в глубь материка.
Вид неудавшегося континента лишь побуждал Штайнера двигаться дальше – проснулись его давние запасы сил для выживания в безводном мире. От некогда могучей страны осталась лишь песчаная пыль, мерцающая на солнце, и мысль об этом серьезно затронула всех членов экспедиции. Они проехали верхом по молчаливым окраинам Нью-Йорка, пересекли шаткую громадину Бруклинского моста и попали на Лонг-Айленд, а потом и к побережью Нью-Джерси, оставив позади призрак высохшего Гудзона. Бесконечные ряды домов без крыш, заброшенных торговых центров и усыпанных песком парковок вызывали тревожные чувства. Наконец-то можно было передохнуть после полуденной жары; в компании матросов Уэйн бродил по пустынным супермаркетам, чьи полки по-прежнему были забиты консервами, которые никто так и не съел. Они забрались и на верхние этажи многоквартирных домов: североамериканской зимой эти роскошно обставленные апартаменты превращались в обитель льда. На захваченной пустыней территории пышно разрослись кактусы – и на тенистых площадках у заправочных станций, и в загородных садах. В аэропорту Кеннеди у сотен брошенных авиалайнеров давно спустили шасси, а на крыльях «Конкордов» и «Боингов» проросли мескитовые деревья и опунции.
Повсюду сохранилось немало признаков отчаянных попыток последних американцев, оставшихся на континенте, бороться с энергетическим кризисом. В великой стране гигантских шоссе, заводов и высотных домов можно было найти и старые лачуги с дровяными печами, и скромные домишки, к крышам которых амбициозно крепились самодельные солнечные батареи, и водяные колеса, чьи лопасти навеки забило песком. Тысячи импровизированных ветряных мельниц соорудили жители у себя на заднем дворе или перед домом, пустив в ход металлические корпуса холодильников и стиральных машин. Еще более зловещий вид безмолвным улицам Куинса и Бруклина придавали похожие на неприступные крепости автозаправки и государственные водные станции; в заваленных мешками с песком стенах, частично разрушенных, виднелись отверстия для стрельбы.
