Бобби нравилась Югославия из-за его статуса суперзвезды у местных поклонников, и одним чудесным осенним днем он вошел в турнирный зал гостиницы «Лейк Блед», где всё было в безупречной готовности. Уже 18-летний и безупречно одетый с белым платком, со вкусом вставленным в нагрудной карман, повзрослевший Бобби двигался по залу спортивным шагом, раскачиваясь на ходу. Он немного походил на начинающую кинозвезду. Многие его не сразу узнавали.
На улицах его осаждали любители автографов. На турнирах межзональном и претендентов (1958-59) — оба проходили в Югославии — он нахватался достаточно местных слов, чтобы писать свою фамилию на сербо-хорватском языке. Фанаты приходили в восторг, когда он подписывал бланки на их родном языке. Когда какой-то зритель из Москвы попросил у него автограф, Бобби использовал кириллицу, — понадобилось заменить лишь несколько букв.
Для Бобби главным событием турнира представлялась партия против Таля во втором круге. Талю, который вел себя гораздо приличнее, чем во время последней партии — меньше пристальных взглядов и ухмылок — на шестом ходу, казалось, отказала шахматная логика, на девятом он снова ошибся, попавшись на вариант, специально подготовленный против него Бобби. Неровная игра Таля в этой партии объяснялась его нездоровьем. Бобби тоже не показал лучшей формы, но он воспользовался неудачными ходами Таля и развивал преимущество до тех пор, пока Тать не попал в безнадежный эндшпиль. Когда он сдался, раздались оглушительные аплодисменты. «Волшебник», — радостно пропел «Чесс Ревью». У Бобби почти кружилась голова от радости, которую принесла ему первая победа над одним из сильнейших шахматистов планеты, экс-чемпионом мира, человеком, кого в своих мечтаниях он намеревался убить во время турнира претендентов 1959 года.
Когда Таль с Фишером сошли со сцены, к ним кинулись журналисты с просьбой как-то прокомментировать партию. Оба соперника не без доли кокетства выдали по реплике:
Таль (вздыхая): Трудно играть против теории Эйнштейна.
Фишер (возбужденно): На этот раз он от меня не ушел!
Бобби остался недоволен своим вторым местом на турнире, и, как Таль, объяснил эту относительную неудачу несколькими ничьими, вызванными временным нездоровьем. К концу турнира он чувствовал некоторый дискомфорт в нижней части живота, и его иногда подташнивало. Когда боли усилились и он рассказал о них нескольким участникам, те посоветовали ему обратиться к врачу.
Бобби, всегда относившийся к врачам с подозрением, к тому же не очень хорошо знал сербо-хорватский язык. Сможет ли он понять диагноз? В отель «Топлице» пригласили врача, а один из югославских игроков исполнил роль переводчика. Как только врач прикоснулся к его животу, Бобби дернулся от боли. «Похоже на аппендицит, — предупредил врач. — Вам надо лечь в больницу. Если аппендикс порвется, получите перитонит и по брюшной полости распространится инфекция». Бобби спросил, а нельзя ли обойтись без больницы. «Нет», — ответил врач строго. Бобби неохотно согласился, и его отвезли из словенского Бледа в боснийский город Баня-Лука для лечения в крупном университетском госпитале. Он едва не умолял врачей не делать операции, хотя те убеждали его, что она несложная и предупреждали о возможных осложнениях, если запустить болезнь. Они уверяли Бобби, что поставят его на ноги в несколько дней, но он противился. Он не только был философски настроен против хирургии, но и боялся анестезии. Он даже боялся принимать лекарства, успокаивающие боль. Врачи настояли не только на этом, но и на курсе антибиотиков. Но вскоре боли ослабли, и через два-три дня Бобби опять вошел в норму. Он многословно и бурно благодарил врачей за то, что те обошлись без ножа.
После страхов, связанных с аппендицитом, последовало приглашение от Би-би-си посетить Лондон для участия в шоу «Chess Treasury of the Air», и он провел в Англии примерно десять дней. Рождество в Лондоне ему очень понравилось. Празднество показалось таким, каким оно могло быть в Нью-Йорке в конце XIX или начале XX века. Его восхищала вежливость горожан и чистота улиц. Некоторое время вместе с ним находился Пал Бенко, который отметил, что хотя его отличал сильный венгерский акцент, лондонцы его понимали легче, чем Бобби с его бруклинским произношением. Бобби провел британское Рождество с матерью и ее новым мужем Сирилом Пустаном, который увидел его на шоу Би-би-си.
Бобби не только продолжал готовиться к турнирам, но и всё более сближался с Всемирной Церковью Бога, что постепенно привело к временно́му конфликту между двумя занятиями: религией и шахматами. «Я разделил жизнь на две части», — рассказывал он впоследствии одному из интервьюеров. «В одной находилась моя шахматная карьера. Здесь я хранил, если можно так выразиться, свое здравомыслие. А в другой располагалась религия. Я пытался применить то, чему научился у церкви, к шахматной карьере. Но я продолжал изучать шахматы, а не просто “полагался на Бога” при поиске ходов». Прагматическая философия Бобби напоминала старую арабскую поговорку: «На Аллаха надейся, но верблюда привязывай».
В дополнение к заочному курсу по изучению Библии, прослушиванию проповедей Армстронга и глубокому изучению Ветхого и Нового заветов, Бобби читал церковный журнал «Простая правда», выходивший раз в два месяца и утверждавший, что расходится тиражом в 2.500.000 экземпляров. Статьи были написаны, как и подразумевает название, простым языком, и казались политическими не меньше, чем религиозными. Несмотря на это, Бобби читал каждый номер от корки до корки, и многое казалось ему разумным. Сорок лет спустя он всё еще поддерживал многие из идей, высказанные Армстронгом и изложенные в журнальных статьях.
Один выпуск содержал ужасающие предсказания Армстронга о грядущей Третьей мировой войне с иллюстрациями, согласно которым США и Великобритания будут уничтожены Соединенными Штатами Европы. Армстронг заявлял, что перед началом войны он уведет членов церкви в Иордан, где они будут спасены, потому что они «Божьи люди». Бобби в том числе.
Бобби отправил нравоучительное письмо матери, в котором с горячностью рассуждал об учении Армстронга и о своем интенсивном изучении Библии, что «совершенно изменило мои взгляды на жизнь». Он теперь убежден, что только путем точного следования интерпретации Библии, предложенной Армстронгом, он мог обрести здоровье и счастье, стать успешным и обеспечить себе вечную жизнь, и он убеждал ее читать Библию и изучать Армстронга. Но на Регину аргументы Бобби никак не подействовали, она ответила, что Армстронг и его церковь кормили Бобби чепухой и пугали страшилками. Добропорядочная и исполненная терпимости жизнь — лучшая жизнь; и можешь назвать это религией, при желании. На этом дискуссия окончилась, и мать с сыном решили больше не касаться этой темы. Никто из них не имел желания обращать другого в свою веру.
Бобби пытался жить по вере; он ощущал себя заново родившимся, и испытывал то же чувство ученика и уважения к Библии, которое он всю жизнь испытывал к шахматам. Он начал жертвовать на благие дела; не занимался сексом, поскольку не был женат; презирал богохульство и порнографию; и во всем пытался следовать десяти заповедям. «Если кто-то пытался жить по букве закона, то это я», — признавался он позднее в интервью для «Амбассадор Рипорт».
