В прессе проскальзывали сообщения, что Бобби предъявят обвинение и экстрадируют в США. Бобби хотел вернуться в Калифорнию, но рисковать не желал. В середине декабря он получил телефонный звонок от своего юриста, который сообщил, что большое жюри собиралось рассмотреть его дело, и почти наверняка оно проголосует за обвинение. Плевок, символически эквивалентный сжиганию американского флага, очевидно, привел правительство в гневное состояние. Бобби немедленно покинул Белград — вместе с секундантом Эугенио Торре и двумя телохранителями, предоставленными Васильевичем — и секретно отправился в маленький городок Мадьярканиша на самом севере Сербии, на границе с Венгрией. Васильевич выбрал это место для Бобби по нескольким причинам: его население на 90 % составляли венгры, поэтому жители Будапешта и окрестностей могли спокойно пересекать границу, а значит, Зита легко могла навещать его. Также, если бы Бобби захотелось быстро уехать из Сербии в Венгрию, вероятно, ему бы это удалось, поскольку на пропускных пунктах не хватало персонала и вряд ли кого из охраны он бы чрезмерно заинтересовал. Тот факт, что Мадьярканиша был известен как «город тишины», также делал его привлекательным для Бобби… по крайней мере, на первое время.
15 декабря 1992 года большое жюри федерального суда Вашингтона, округ Колумбия, выдвинуло обвинение из одного пункта против Бобби Фишера о нарушении им экономических санкций, наложенных по исполнительному ордеру президента Джорджа Буша. Соответствующее письмо было послано Бобби в Белград, и, после объявления обвинения, федеральные представители выписали ордер на его арест. Оставалось неясным, насколько быстро — или агрессивно — правительство намерено его преследовать.
В середине зимы в Мадьярканиша нечего делать. Бобби не хотел писать письма или получать их из страха быть выслеженным правительством США, пытавшимся его арестовать. При общении но телефону он просил одного из телохранителей набирать номер и лишь затем передавать ему трубку. Никакие номера телефонов для ответного звонка никогда не оставлялись. Пытаясь перехитрить правительственных ищеек, он вначале остановился в маленьком отеле, затем переехал в гостиницу на окраине города. Когда погода стала теплой, Бобби перебрался в центр здоровья и реабилитации, но не по причине плохого самочувствия, а из-за наличия бассейна и гимнастического зала. Через некоторое время он переехал в другой отель. Иногда его посещал старый друг Светозар Глигорич и оставался вместе с ним неделю или около того.
В конце мая 1993 года Полгары, царственная шахматная семья из Венгрии, посетила Бобби — Ласло, отец, и две его не по годам развитые дочери — Юдит, шестнадцати лет, и София, девятнадцати. Обе девушки были шахматными вундеркиндами. (Старшая из сестер Жужа 23 лет, гроссмейстер, находилась в то время в Перу на турнире.) Бобби обрадовался их приезду, так как соскучился по шахматному общению.
Вскоре после их отъезда он начал чувствовать, что обстоятельства на него давят. Финансы потихоньку таяли — он опасался съездить в Швейцарию за деньгами, а если бы попросил, чтобы швейцарский банк переслал ему деньги в банк Мадьярканиша, то снова нарушал санкции. Не имея возможностей общения и не зная, чем заняться, Бобби начал чувствовать одиночество и скуку. («У меня нет здесь друзей, только Глига и телохранители», — писал он Зите.) Ему нужно было каким-то образом выбраться из Югославии.
Не называя страну, куда бы он хотел уехать, Бобби искал совета у юриста в Лос-Анджелесе, и, не упоминая имен на случай прослушивания телефонов, он пользовался услугами англоговорящего юриста в Мадьярканиша для сбора информации. Страна, куда стремился Фишер, называлась Филиппины, но кроме Торре Бобби никому об этом не говорил. Добраться до Филиппин было очень непросто.
Если бы Бобби удалось добраться до Венгрии, избежав ареста, он бы смог напрямую вылететь на Филиппины. Если прямой полет окажется слишком рискованным, можно было арендовать маленький частный самолет где-нибудь в Венгрии или даже Югославии, и полететь в Грецию или Египет, а оттуда в Манилу. Другой возможный путь — морской, но он мог занять слишком много времени. Бобби опасался, что его деньги в швейцарском «Юнион Банке» могут быть секвестрированы, поэтому хотел их получить как можно быстрее.
В итоге Бобби посчитал, что путешествие на Филиппины — хотя он очень хотел туда попасть — слишком рискованно, и кроме того, он узнал, что его деньги не могут быть секвестрированы. Пока он размышлял обо всем об этом, пришли оглушившие его новости.
Зита на автобусе приехала из Будапешта и сообщила, что беременна… и не от Бобби.
Можно представить шок, гнев и печаль, испытанные Бобби. Он не мог понять и принять, что его любовь к Зите не была взаимной. Его предложение жениться было категорически отвергнуто. Горькие споры продолжались всю ночь. «Он был груб, — сказала Зита. — Он повел себя очень, очень некрасиво… он оскорбил того, кого я люблю». Ближе к рассвету Бобби отправился спать, Зита проснулась раньше его. Она оставила прощальную записку с объяснением, что всё это не имеет связи с тем, почему она не хочет выходить за него замуж. Дело просто в том, что она его не любила.
Проснувшись, Бобби написал письмо с извинениями, но она не ответила.
Когда Жужа Полгар вернулась в Будапешт, ее семья нанесла второй визит в Мадьярканиша, специально для того, чтобы она могла встретиться с Бобби. Сопровождал семью в «Пассате ФВ» Жужи Янош Кубат. Описывая свое первое впечатление от Бобби, Жужа вспоминала: «Меня удивило, насколько он высокий и крупный. Несколько полноватый, но не толстый, и руки и ноги его казались огромными. Он был дружелюбен и открыт ко мне с самого начала, и задал мне массу вопросов, в частности, о моей недавней поездке в Перу».
Жужа спросила его, почему он остается в Мадьярканиша — древний город, маленький и бесцветный — хотя мог бы жить в Будапеште, Париже Восточной Европы, городе с большим числом ресторанов (включая его любимую японскую кухню), кинотеатрами, книжными магазинами, термальными ваннами, концертными залами и библиотеками. Она добавила, что там он смог бы общаться с некоторыми великими венгерскими игроками, которых он знал, например, Бенко, Лилиенталь, Портиш и Сабо.
Бобби слушал внимательно. Он понимал, что в Будапеште ему легче было бы продолжить ухаживания за Зитой. Он выразил это желание в шахматных терминах: «Я был в проигранных позициях и раньше… гораздо худших, чем эта, и я выигрывал!» Ласло Полгар пригласил Бобби погостить у них в загородном доме в любое время. Оставался только один вопрос: не остановят ли его на границе и не выдадут ли американским властям?
Предусмотрительные Полгары при пересечении границы задали на пропускном пункте именно этот вопрос. Их уверили, что проблем у Фишера не возникнет, если он захочет въехать в Венгрию. Бобби был скептически настроен и написал своей подруге Миёко Ватаи в Японию: «Думаю, венгерские власти арестуют меня, как только я пересеку границу».
Понимая, что его следующий ход может разрушить ему жизнь, Бобби, чье существование на шахматной доске всегда опиралось на подготовку и расчет, решил, что люди в отчаянных положениях должны принимать отчаянные меры. Две недели спустя Бобби, Эугенио Торре и два телохранителя направились в арендованном автомобиле в сторону границы Венгрии, где их попросили предъявить паспорта и… пропустили. Если полицейские и узнали Бобби и поняли, что его разыскивают, то этого никак не показали.
