Нижняя Австрия, город Вена,
левый берег Дуная
1 августа 1945 года, 20:23 – 20:48
– Что невесел, Алексей Васильевич? – Конев появился в кабинете – высокий, широкий, – и в небольшой в общем-то комнате сразу стало тесно.
– Здравия желаю, товарищ маршал. А для радости нет особенных причин, – генерал-лейтенант Благодатов сделал попытку встать, но Конев остановил его нетерпеливым жестом, и его заместитель по особой группе войск остался сидеть. – Немцы нас побили, всего за полдня наш десант сбросили. Потери велики. И самое позорное дело – почти два батальона в мешке остались. Что с ними эсэсовцы сделали – даже больно представить…
– Что-то ты разнылся, Алексей Васильевич, – маршал нахмурился. – Или первый день на войне? Что в плен наши попали – то, конечно, ничего хорошего. Но вздохами и плачем делу не поможешь. Ты мне лучше скажи – план обороны берега у тебя готов?
– Так точно, – вздохнул генерал-лейтенант и добавил: – Да понимаю я всё, только смириться не могу… Вроде бы всё, раздавили мы фашистов, а они – как тараканы, вновь из каждой щели лезут!
– Ничего, скоро мы на этих насекомых дуст найдем, – Конев улыбнулся. – Части подтягиваются для удара, план освобождения Вены одобрен самим Верховным!
[60]
– Так что, поступил приказ на использование авиации? – оживившись, спросил Благодатов.
– По Вене – я сам не хочу, – махнул рукой Конев. – А то больше разрушений причиним, чем немцы. А по Верхней Австрии – нельзя, американцы в Потсдаме на дыбы встали. Наша зона оккупации, мол! Сами разберемся!
– И что, разберутся?
– Сомневаюсь, – на широком лице маршала появилась презрительная усмешка. – Хотя, по данным разведки, нападение на штаб Эйзенхауэра здорово распалило янки, и их части стали концентрироваться в Баварии. Посмотрим, чем всё это закончится…
– Посмотрим, – покачал головой генерал-лейтенант.
– Ладно, оставим союзников самим себе, – Конев посерьезнел, глаза его стали суровыми. – Лучше покажи ты мне еще разок, Алексей Васильевич, как ты предлагаешь для атаки части развернуть…
Зашуршал на столе подробный план Вены. За стеной трещала пишущая машинка, и полз откуда-то запах папиросного дыма.
Верхняя Австрия, окрестности замка Шаунберг
2 августа 1945 года, 0:01 — 4:29
Облака висели над миром, как громадное стеганое одеяло, покрытое изрядными дырами. Взошедший где-то на четверть небосклона ущербный месяц смотрелся сквозь них бледным пятном света, но иногда ухитрялся высунуть в прореху желтый морщинистый лик.
Дунай неторопливо бежал на восток, время от времени ощупывая берег волной. Место для переправы выбрали километра на три выше замка, в том месте, где река сужалась до ста пятидесяти метров, а за узкой полосой прибрежной растительности поднимался высокий, обрывистый берег.
Вязать плоты начали сразу после определения места переправы, и к темноте вязанки бревен были готовы. Они лежали недалеко от берега, как дремлющие в траве выводки сросшихся боками змей. В ожидании приказа выступать бойцы занимались своими делами – кто проверял оружие, кто курил, кто ужинал – американская тушенка, полученная по ленд-лизу, пользовалась среди солдат большой популярностью.
Петр и сам недавно поел, и волоконца мяса застряли между зубами. Чужеродное присутствие раздражало десны. Пришлось вытащить спичку и при помощи ножа превратить ее в самодельную зубочистку.
Он как раз возился с последним кусочком тушенки, что упорно не желал вылезать, попав в какую-то особенно хитрую ямку, когда появился Томин.
– Пора, – сказал он. – Поднимай своих. – Петр кивнул и встал.
– Все за мной, – скомандовал он, и солдаты поспешно вскочили. Окурки и консервные банки полетели в специально вырытую яму, которую быстро прикрыли дерном. Взвод в полном составе подошел к плотам. Именно ему предстояло первым форсировать Дунай.
Вместе с остальными капитан вцепился в шершавую кору, и тяжеленный плот подскочил, словно обретя способность двигаться, на миг застыл, а затем поплыл к реке. Слышалось тяжелое дыхание солдат.
Почти сразу Петр скомандовал:
– Опускай!
С мягким чавканьем плоты начали шлепаться в воду, на каждом – примерно по тридцать человек. Для оружия и вещмешков соорудили специальные платформы.
Некоторое время бревна толкали, затем холодная жидкость полилась за голенища, и солдаты начали запрыгивать на ставшие мокрыми и скользкими бревна. Петр заскочил последним и, чтобы не свалиться, лег на плот животом.
Саперные лопатки, используемые вместо весел, погружались в воду почти без плеска. Берег, оставшийся позади, темнел зубчатой стеной, а противоположный явственно смещался вправо, но, казалось, совсем не приближался.
Выглянувший из-за облаков месяц бросил на воду горсть серебристых бликов, и Петр сумел разглядеть лица бойцов, суровые и сосредоточенные, как у тех, кто сидел на веслах, так и у тех, кто пока отдыхал, держа автоматы на изготовку.
Наползли новые тучи, черные и мохнатые, и месяц, к облегчению диверсантов, исчез. Затем плот дернуло, да так сильно, что Петр едва не полетел в воду – веревка, привязывавшая плот к одному из деревьев на левом берегу, была выбрана до конца. Ниже самодельное плавсредство теперь не снесет, а до противоположного берега привязи хватит с запасом.
Петр и сам сел погрести, несмотря на протесты солдат. Рукоятка норовила выскользнуть из пальцев, и грести оказалось вовсе не так легко. Но вскоре капитан разошелся, и холод, так донимавший до этого, с позором бежал.
Когда до берега осталось метров десять, солдаты начали прыгать в воду. Несколько пар крепких рук вцепились в край плота, и всё – больше можно было не грести.
Петр подхватил автомат и бросился к берегу. Солдаты, не спрашивая приказов, действовали по заранее согласованному плану. Часть взвода рассыпалась по берегу, окружая место высадки. Другие, бредя по пояс в воде, подтаскивали плот к тому месту, где росло достаточно толстое дерево. Веревку, другим концом привязанную к плоту, обмотали вокруг ствола, превратив плот в паром.
Петр вместе с несколькими солдатами лежал на пологом бугорке возле опорного дерева, сжав в руках автомат и вслушиваясь в ночную тишь. Во все стороны ушли счетверенные дозоры, но кто знает, с кем им придется столкнуться в темени приречных зарослей?
Орала дурным голосом ночная птица, и мягко шуршал ветер в ветвях. Месяц окончательно пропал, и разглядеть что-либо дальше собственного носа было исключительно трудно. Земля холодила тело сквозь гимнастерку, в ноздри настойчиво лез запах мокрой травы, напоминая о том, что еще совсем недавно шел дождь…
