Виллигут привычно распахнул крышку прибора.
Американец возмущенно закричал:
– Что вы делаете? Особа посланника защищена от насилия по всем законам международного права!
– Вероятно, вы не поняли. Нам глубоко плевать на международное право, – Дитрих свирепо оскалился. – Мы несем более высокое право – арийское!
Палец полковника был аккуратно наколот на иглу, багровая капля скатилась в углубление, и колесики индикаторов пришли в движение.
– Всё готово, – сказал Виллигут, разворачивая чемоданчик так, чтобы результаты были видны Хильшеру.
– Да! – На лице верховного армана появилась мина величайшего презрения. – Американское командование хочет вести с нами переговоры и присылает человека, у которого двадцать восемь процентов еврейской крови! Занятно.
Лицо полковника исказил страх. Джонсон задергался, но солдаты держали крепко. У них хватило бы сил на пятерых таких, как американский офицер.
– Мы не будем вести с вами переговоры. – Теперь Хильшер говорил холодно. – Потому что с животными переговоров не ведут, как бы ни походило их блеяние на осмысленную человеческую речь. Убейте его, и шофера тоже.
– Но вы же не справитесь с русскими без нас! – крикнул Джонсон, делая последнюю попытку спастись. – Они раздавят вас, как клопов!
– Справимся, – улыбнулся Дитрих, доставая пистолет. – Отпустите его.
Солдаты послушно отошли в стороны. Американец стоял, ничего не понимая. Нижняя челюсть его прыгала, по лицу разлилась мертвенная бледность.
– Я дам вам шанс, – оберстгруппенфюрер водил стволом «вальтера» справа налево, заставляя парламентера дергаться всякий раз, когда дуло совмещалось с его телом. – Бегите к воротам. У вас десять секунд форы. Потом я начинаю стрелять. Добежите до ворот – вас отпустят, нет – сами понимаете…
Не дожидаясь разрешения, американец сорвался с места. Бежал он хорошо, красиво, а Дитрих считал, и звук его голоса гулко отражался от стен:
– Айн, цвай, драй…
На счете «десять» оберстгруппенфюрер небрежным движением вскинул пистолет и выстрелил. Полковник Джонсон подскочил на бегу, словно раненый олень. Затем упал и более уже не двигался.
– Блестящий выстрел, – сказал Хильшер и, развернувшись, скрылся в замке.
– Уберите труп, – сказал оберстгруппенфюрер солдатам. – Шофера тоже убейте, а машину – в гараж.
Солдаты бросились выполнять приказание. Виллигут, всё еще с чемоданчиком блуттера в руках, зашагал вслед за Дитрихом. На шесть часов было назначено очередное собрание арманов, и опаздывать не хотелось.
Нижняя Австрия, город Вена,
левый берег Дуная
2 августа 1945 года, 18:28 – 18:46
Сержант Усов отдыхал. После ужина он сидел на лавочке около здания, в котором располагалась часть, и лениво курил, пуская дым в облачные небеса. В животе ощущалась приятная тяжесть, и настроение у сержанта было отменным.
Несмотря на контузию, он отказался отправляться в тыл и настоял на том, чтобы его оставили в части. Контузило его, к счастью, не сильно. Глухота прошла, и, кроме головных болей, повреждение ничем о себе не напоминало.
Осмотревший Усова врач обозвал его «везунчиком» и велел по возможности не делать резких движений.
– Хорошо, – сказал сержант. – В бой пойду, буду бежать медленно и плавно.
Врач не улыбнулся, только фыркнул:
– Еще один такой, с гонором!
И Усов вернулся в изрядно поредевший полк, что стал для него своим совсем недавно, четыре дня назад.
Он бросил окурок в специально для этого поставленное ведро и собрался уходить, когда к нему подсел совсем молодой лейтенант, командир взвода в той же роте. Он был розовый, пухлощекий и какой-то искусственный, словно кукольный.
– Угощайтесь, – сказал он, протягивая портсигар с трофейными сигаретами «Каро».
– Да я уже, – начал было Усов, но, бросив взгляд на офицера, предложенную сигарету взял. Правда, курить не стал, вертел в пальцах, словно игрушку.
Лейтенант неумело чиркнул спичкой. Дым от сигарет был ароматный, непривычно мягкий после махорочного смрада.
– Вот, завтра в бой пойдем, – сказал юноша, сделав несколько затяжек.
– Наверняка, – осторожно ответил сержант.
– Да нет – точно, – махнул рукой лейтенантик. – Войска сосредотачивают для наступления.
– И чего, волнуетесь? – поинтересовался Усов, так и не решившись зажечь сигарету.
– Конечно, – вздохнул юноша. – Это мой первый бой. Училище я только зимой закончил, а в действующую армию попал в конце апреля. Так, пару раз обстреляли, и всё.
– Ну и хорошо, – бросил Усов. – В войне нет ничего героического. Боль, слезы, кровь и пот – вот что такое война.
– Я знаю, – вновь вздохнул лейтенантик и, не докурив, швырнул сигарету в ведро. – Но всё равно как-то… А вы давно на войне?
Резкая смена темы сбила Усова с толку.
– Давно, – сказал он неохотно. – Как фашисты в Брянск пришли, так, почитай, с тех пор… Всё воюю, воюю. Скорее бы домой.
– А вот если предложат мир с немцами заключить и вас домой отпустят – согласитесь?
– Нет! – резко ответил Усов. – Пока хоть одна нацистская сволочь по земле ходит – никакого мира!
– Они у меня сестру убили, – добавил он после паузы. – Изнасиловали ввосьмером, а потом сапогами забили.
– А у меня – брата, – печально сказал юноша. – Он на границе служил, в Карелии. Там и остался. Я вот хотел за него отомстить…
– Завтра будет шанс! – усмехнулся Усов, поднимаясь.
Солнце, словно желая присоединиться к невеселому разговору, высунулось из облаков. Над Веной простерся веер призрачно-желтых неярких лучей, похожих на огромную руку, материнским жестом прикрывающую крошечных людей.
Верхняя Австрия, окрестности замка Шаунберг
2 августа 1945 года, 20:37 – 20:55
За день ноги капитана Радлова устали так, что, казалось, существуют отдельно от тела, подобно каменным придаткам, которые необходимо переставлять для того чтобы передвигаться.
Бойцы его группы тащились позади, такие же измученные, как и командир. Утомление выказывалось в первую очередь в тяжелом, угрюмом молчании, в отсутствии привычных шуток и разговоров.
Они пробирались вдоль берега Дуная к тому месту, где вчера устроили стоянку. Немцы, вопреки ожиданиям, не послали за группой преследователей и даже не особенно усилили охрану замка, так что обследовать его пустынные окрестности было не особенно сложно даже днем.
Петр здраво рассудил, что выход из подземного хода, если таковой существует, должен быть на месте, не видном со стен Шаунберга, с одной стороны, и не очень от него удаленном, с другой. Вряд ли было под силу средневековым строителям прорыть подземный туннель более километра длиной.
